Владислав Крапивин - Тень Каравеллы

— А насчет приема в пионеры не беспокойся, — вдруг сказал Физик. Все будет в порядке.

— Я и не беспокоюсь, — ответил Максим. И почувствовал, что, ка— жется, опять соврал.— Нет, я беспокоюсь, но не боюсь,— поправился он. И сердито прищурился.

— Вот и хорошо, — улыбнулся учитель.

— Конечно, хорошо, — независимо сказал Максим и гордо посмотрел сбоку на Физика.

Но беспокойство, которое опять всколыхнулось в нем, оказалось сильнее гордости. И он спросил тихонько:

— А… правда? Все будет в порядке?

— Да, — сказал Физик.

И это твердое "да" прогнало от Максима проснувшуюся тревогу. На— совсем. Если бы он шел один, то, наверно, двинулся бы вприпрыжку — от накатившейся радости. Но его ладошка была в руке у Физика. Поэто— му Максим лишь заулыбался. И нечаянно сбил шаг.

— Что? Нога болит? — спросил Физик и поглядел на Максимкин бинт.

— Ничуточки не болит!

— Крепкий ты человек, — с уважением сказал Физик.— Прямо как твой болтик.

— Почему крепкий? Нога ведь правда не болит.

— Верю, верю… Ладно, мне пора сворачивать. До свидания, Бол— тик.

— До свидания…— сказал Максим. И когда они разошлись, когда учитель был уже в пяти шагах. Максим вдруг решился:

— А как вас зовут?

Наверно, это было не очень вежливо — спрашивать вот так, в спи— ну. Мама не похвалила бы. Но Физик обернулся, будто ждал вопроса.

— Роман Сергеевич меня зовут. А что?

— Так… А вы знаете Андрея Рыбкина из девятого "А"?

— Знаю,— серьезно сказал Роман Сергеевич.— Способный юноша.

— Это мой брат, — с удовольствием сказал Максим.

— Надо же! Очень приятно. Привет Андрею Рыбкину. У них, кстати, послезавтра контрольная.

— А нас вы будете учить в шестом классе?

— Надеюсь… Если ничего не случится.

— Что же может случиться? — с легким беспокойством спросил Максим.

— Мало ли что,— усмехнулся Роман Сергеевич.— Скажем, вдруг назна— чат заведующим гороно…

— Да ну уж… Может, не назначат,— успокоил Максим.

Роман Сергеевич засмеялся, помахал рукой и зашагал к повороту.

Вечернее солнце светило в спину, и впереди Максима на асфальте смешно шагала удивительно длинная и тонконогая тень. Она прихрамыва— ла. Потому что Максим тоже прихрамывал: опять стало болеть колено. А кроме того, ныло плечо, по которому ударил Транзя. И во всем теле, как тяжелая вода, колыхалась усталость.

Но не думайте, что Максим шагал уныло. Он просто неторопливо ша— гал. Настроение все равно было радостное. И Максим улыбался: впереди его ждало только хорошее.

Пожалуй, лишь одно не очень хорошо: Максимкин потрепанный вид, наверно, огорчит маму…

Проходя мимо витрины булочной. Максим глянул на свое отражение в стекле. Да-а… Вид, конечно, не тот, что утром. Обшлага и локти у рубашки серые, верхняя пуговка на жилете висит на нитке, сам жилет помят, а штаны — те вообще в гармошку. Ноги побиты и поцарапаны, словно Максим дрался со стаей камышовых котов. А бинт! Даже не ве— рится, что он был когда-то белый…

А впрочем, ладно! Он возвращается победителем, а победителей, говорят, не судят. Тем более, что пилотка с серебряными крылышками по-прежнему, как новенькая, ловко сидит на голове.

Максим глотнул и торопливо отошел от витрины. Потому что, кроме самого себя, он разглядел за стеклом батоны и поджаристые караваи. От голода мягко кружилась голова. Ох, скорей бы домой! Жаль, что бе— жать сил нет.

На углу стояла тележка с навесом и надписью "Пирожки". Морщинис— тая пожилая продавщица в белом халате и такой же, как у медсестры Любы, шапочке нагнулась и шуршала промасленными бумагами. Максим, глотая слюну, подошел и протянул пять рублей.

— Дайте, пожалуйста…

Она выпрямилась так быстро, что Максим не договорил.

— Нету сдачи! Ты бы еще сто рублей дал! Не видишь, что ли, день— ги уже сдала!

Как он мог видеть? Он видел только пирожки — пузатые, золотис— тые. Они горкой лежали в алюминиевой корзине. Они были, наверно, с мясом и рисом. Но, в конце концов, не умрет же он! Лучше потерпеть, чем стоять перед ней и клянчить.

Максим пожал плечами и пошел прочь, стараясь не хромать. И услы— шал за спиной ворчание:

— От горшка два вершка, а с такими деньгами…

Откуда они берутся, такие вредные? И эта, и Марина, и та тетка за забором, когда Максим рубил щепкой репейники…

— Мальчик!— вдруг услышал он тот же голос.— Мальчик, подожди!

Что ей еще надо? Придраться хочет, откуда деньги? Не ее это де— ло. Максим остановился, посмотрел назад.