Юрий Сотник - Эликсир Купрума Эса (Художник Е. Медведев)

В другой раз такое преследование польстило бы Зое, ей бы показалось, что оно вызвано немым преклонением перед ее красотой и богатством души, но сейчас она почувствовала, что Маршев следует за ней, пожалуй, не оттого, что его сердце в огне. «Чего он таскается за мной, дурак с веснушками?» — подумала она сердито и тут же решила пройти в дальний конец коридора, зайти в фотолабораторию и, если Родька сунется туда за ней, напрямик задать ему этот вопрос.

Фотолаборатория занимала две комнаты. Первая, очень большая, представляла собой ателье, где производились различного рода съемки. Тут же на столах и на полках вдоль стен разместилась выставка аппаратуры, изготовленной конструкторами «Разведчика». Здесь было несколько видов машин для автоматического проявления фото- и кинопленки, были портативные и удобные осветительные приборы и даже кинопроектор оригинальной конструкции. Эта лаборатория была сейчас, пожалуй, единственным местом, где царил порядок. Сюда никто не забегал с вопросами: «Чего тут? Чего тут такое?» Здесь собрались человек двадцать молчаливых фотолюбителей. Высокий светлобородый Иван Иванович, руководитель лаборатории, объяснял им, как пользоваться экспонометром «Ленинград».

Он говорил о каком-то замере яркости и освещенности (Зоя ровно ничего не поняла); он то вставлял в экспонометр какую-то белую пластиночку, то вынимал ее… Потом Иван Иванович положил «Ленинград» на стол, рядом с которым стоял, и достал с полки за своей спиной другой прибор, побольше.

— А такого экспонометра вы в продаже не найдете, — сказал он. — Его сконструировали в нашей лаборатории. С его помощью вы можете не только определить выдержку при печати, но и правильно подобрать фотобумагу по степени контрастности.

Дальше опять пошли объяснения, в которых Зоя ничего не понимала, да она и не старалась понять. Оглянувшись назад, она увидела, что за ее спиной, шагах в трех, стоит Родька Маршев! Заметив, что она смотрит на него, он тут же принялся старательно разглядывать полки с аппаратурой, как будто только ради них он и пришел.

Зоя отвернулась и стала думать, как начать с Маршевым объяснение.

— А теперь пройдемте в лабораторию, и я вам покажу экспонометр в действии, — сказал Иван Иванович, и все фотолюбители ушли за ним в другую комнату, полутемную, лишь тускло освещенную желто-зелеными фонарями. Экспонометр «Ленинград» остался лежать на столе.

Зоя оперлась об этот стол спиной и скрестила на груди руки.

— Ну-ка, Маршев, подойди сюда! — тихо сказала она.

Маршев подошел и, чуть улыбаясь, тоже скрестил на груди руки.

— Так! Я слушаю.

— Скажи, Маршев: чего ты все ходишь за мной? Чего ты выслеживаешь?

Маршев продолжал чуть улыбаться. Его физиономия в веснушках показалась Зое какой-то очень самодовольной.

— Я не выслеживаю, я просто наблюдаю.

— Чего наблюдаешь?

— Тебя.

— А… а с какой стати ты меня наблюдаешь?

Маршев подумал, подумал и наконец придумал такую фразу:

— Потому что ты очень интересный объект для наблюдения.

Зоя оторопела и вместе с тем еще больше разозлилась. Разозлилась неизвестно на кого, скорее всего — на себя. Еще вчера она воображала, что Маршев пялит на нее глаза потому, что влюблен, а вот сегодня… Она прищурилась и медленно спросила:

— А это еще почему я интересный объект?

Мартов шагнул поближе и оперся левой ладонью о стол так, что пальцы его почти касались экспонометра.

— Слушай, Ладошина: давай говорить начистоту. Хочешь?

— Да, хочу!

— Ну вот скажи мне, пожалуйста, почему ты так покраснела, когда Павлов назвал это мероприятие фигней?

— Я… я вовсе не покраснела… С чего мне краснеть?

— Нет, покраснела, и еще как! И теперь пойми, Ладошина: я за тобой давно слежу и давно кое-что понимаю.

— Что понимаешь?

— А хотя бы вот что: директор Дворца пионеров но такой уж дурак, чтобы устраивать этот базар, если бы на него кто-нибудь не повлиял. А?

Если бы Родя начал разговор иначе, если бы, положим, он припомнил сначала случай с Левой Трубкиным или с Борькой и Семкой, возможно, все кончилось бы по-другому. Но сейчас в уме и без того огорченной Зойки мелькнули одна за другой две мысли: во-первых, Маршев догадался каким-то образом о ее замечательной силе, а во-вторых, он понимает, что она смогла использовать эту замечательную силу только для организации «базара». Снова Зойке захотелось заплакать от злости на себя, а заодно и на всех, и тут же ей очень захотелось, чтобы Маршев поменьше воображал о себе и чтобы у него стало так же скверно на душе, как сейчас у нее. Она тоже разняла скрещенные на груди руки и, указав на экспонометр, проговорила негромко, но повелительно: