Андрей Жвалевский - Гимназия №13

Даже Антоха, который уже раз пять был зван к директору на ковер (точнее, на голый пол, потому что ковров Николай Иванович не любил), – даже он задержал дыхание, взявшись за ручку директорского кабинета.

Но не стал ее открывать.

– Слушайте, – сказал он не своим голосом, – а действительно, странно… Почему это все двери открыты?

– Вахтер открыл? – предположил Мишка, который тоже не спешил узнать, что внутри директорского кабинета творится в эту странную ночь.

– Зачем?

Мишка пожал плечами. Мол, я версию дал, а дальше вы сами додумывайте.

– Может, – продолжил Антон, – поэтому и наружная дверь так прочно заперта, что все внутренние открыты? Тогда можно попробовать закрыть…

– Волков, – не слишком вежливо перебила его Лёля, – если боишься, давай я открою.

Антоха засопел и повернул ручку. Та легко поддалась.

– И эта не подходит! – с облегчением сказал Мишка и сделал шаг дальше по коридору.

Но Антоха с Лёлей остались стоять у двери. Волков чувствовал, что дверь нужно открыть обязательно, что-то за ней есть такое важное… А еще он чувствовал, что Лёля его поддерживает. Хотя и боится. Трудно сказать, что больше вдохновило Антоху, поддержка Лёли или ее страх, но он резко открыл дверь.

Внутри сидел Николай Иванович. Не уменьшенный домовой-кабинетный, а директор в полную величину.

– Так, – сказал он с видом питона, который дождался добычи, – Волков, Солнцева и Беркин…

Антоха с Мишкой не успели даже толком испугаться, как вдруг заговорила Лёля:

– Иду, иду, веду, веду, заведу, запутаю, в молитвы закутаю, глаза отведу, от себя отгоню, любой дорогой пройду и миную беду. Аминь!

Прозвучал заговор со скоростью пулеметной очереди и эффект имел примерно такой же – «Николай Иванович» рухнул как подкошенный и тут же начал сдуваться. Пока мальчишки проморгались, он съежился до размеров обычного кабинетного: метр роста или около того.

– Круто, – сказал Антоха, чтобы хоть что-то сказать. – А настоящего директора так можешь?

– Могу, – просто ответила Лёля, – если он морочить начнет.

– Голову морочить? – спросил Мишка.

– Нет, – просипел поверженный кабинетный, поднимаясь на четвереньки, – просто морочить. Морок наводить. А ты, девка, ловка!

Лёля только отмахнулась и стала внимательно осматривать кабинет.

– А нет ли у тебя тут чего запертого, хозяин-батюшка?

– Как не быть… – хитро вздохнул кабинетный.

– А чего вздыхаешь? – спросил Антоха, чуя подвох.

– Да беда приключилась лютая, доверили мне охранять сокровища ценности невиданной – сейф директорский…

Кабинетный скорбно вздохнул.

– Ну?! – воскликнул Антон.

– Сперли? – спросил Мишка, выглядывая из-за спины Антона.

– Хуже… – шмыгнул носом кабинетный.

– Сгорел? Взорвали?

– Нет… – Кабинетный выдержал театральную паузу, шмыгнул носом и сообщил: – Ключ потерял.

– Уф… – все облегченно вздохнули.

– И никакое не «уф»! – обиделся кабинетный и заголосил: – Ой да пришли ночью темною во́роги тьмой несчитанной откуда ни возьмись, ой да обманули-заморочили добра молодца; ой да увидя беду неминучую, взял добрый молодец ключ от сейфа, поворотился на все четыре стороны и сказал: «Ой, ты ветер-ветерок, веешь ты на всей земле, помоги ты мне в моем горюшке, и ты, вода-водица, течешь ты повсюду, везде бываешь, все знаешь, помоги мне в моем горюшке, и ты, мать-земля, ты опора наша, ты жизнь наша, помоги мне в моем горюшке, и ты огонь, горячий, страшный, помоги мне; вы, стихии могучие, первобытные, спрячьте ключ от врагов!»

Кабинетный судорожно вздохнул, словно его захватили горестные воспоминания.

– Ну? – не выдержал Антон. – Дальше-то что?

– Но было во́рогов больше чем тьма, было их тьма тьмущая, да были они хитрости необыкновенной и силы невиданной… Короче, отвлекся я на минуточку… и всё…

– Что «всё»? Где ключ?

– Не знаю… – в голосе страдальца послышались несомненные слезы. – Я ж говорю, отвлекся на минуточку, а ключа и нет. Развеяло по белу свету, разнесло по разным уголкам. Теперь только тот, кто душой смел, сердцем чист и умом могуч, сможет добыть его.

Кабинетный извлек из кармана белоснежный платок и принялся утирать горючие слезы. Слезы были на самом деле горючие, при соприкосновении с платком вспыхивали.

– Все, я не могу больше, – сказал Антон, – у меня от этих сказок крыша едет. Кота нам было мало… Ты можешь по-человечески сказать, что с ключом стало?