Дмитрий Емец - Мост в чужую мечту

История с выбросившимся из окна Антоном Леем произвела на Элю жуткое впечатление. Она ощутила себя выбитой из колеи и поехала домой. От матери она ушла давно по совету Белдо, попросту исчезнув без всяких объяснений, и снимала комнату у женщины средних лет. За комнату не платила и за еду тоже. Это делал Дионисий Тигранович, хотя Эле порой казалось, что тут какой-то другой обмен. Хозяйка квартиры делала звездам эстрады маникюр и была гадалкой, но без дара. Пророчествами ее снабжала Млада.

Эля жила на пятом этаже в доме рядом с «Речным вокзалом». Дом был панельный, так называемая «ленинградка» [1], с отличной слышимостью. Когда кашляли на втором этаже, на четвертом нервно стучали по батарее, желая кашляющему скорейшего выздоровления.

Эля без всякого желания съела холодную картофелину в мундире; симулируя чистку зубов, сунула в рот сухую зубную щетку и рухнула в кровать. Ей срочно требовалась перезагрузка, которую мог дать только сон.

Легла она рано, часов в пять вечера, а проснулась среди ночи от того, что ногам холодно. Некоторое время боролась, поджимала ноги, натягивала одеяло. Ощущение зябкости не уходило. Не вставая, нашарила на стене выключатель. Привычно зажмурилась, зная, что острый электрический свет надавит на глаза. Почувствовала, как за веками стало розово. Ага, значит, лампочка горит! Теперь осторожненько… еще осторожнее размыкаем веки, выдвигаем себя из ночи.

За окном даже не рассвет. В пятиэтажке напротив горит вертикальная линия лестницы над козырьком подъезда, и ни единого освещенного окна. Хоть бы одно – не было бы так одиноко.

Ногам было неуютно. Эля провела по ступням ладонью и вскрикнула, ощутив на пальцах нечто чужеродное. Засохшая грязь. Эля трусливо ковырнула ее. Снаружи грязь подсохла, но внутри, под коркой, оставалась жидкой. Земля была насыщенного черного цвета.

В ванную Эля шла босиком. Ступни ставила боком, чтобы не оставлять на линолеуме следов. Залезла в ванну, пустила воду, направила душ вниз. Теперь Эля видела, что грязь не только на ступнях. И на коленях, и на локте, и на пижаме – всюду пятна.

«Бред! – подумала Эля, не давая себе до конца удивиться, потому что тогда сознание перемкнуло бы окончательно. – Я что, на улицу выходила босиком? Где я ухитрилась грязь найти? Промерзло все на полпальца. Дубняк жуткий».

Она уже вылезала из ванны, когда заметила у стока нечто блестящее. Эля наклонилась и схватила – это была исчезнувшая цепочка Антона Лея, которая ползла по снегу. Эля пугливо толкнула ее пальцем. Змейка не шевелилась. Массивная, скорее всего серебряная. Можно носить на шее, а можно как браслет. Никаких особых украшений, только с одного края в серебро вплавлены два маленьких красных камня.

В дверь ванной заскреблись, точно пришла шкодливая кошка.

– Элечка! Я волнуюсь! С вами все хорошо? – сказали в самую щель.

Эля поспешно зажала кулак, пряча цепочку. Щелкнула шпингалетом. У двери стояла хозяйка квартиры в наспех наброшенном халате. Ее глазки были выпуклыми, как у мыши.

– Все отлично, Эмилия Максимовна!

– А почему вы закрылись?

– А что? Нельзя душ принять?

– Да, Элечка! Но среди ночи?! – в ужасе от такой самодеятельности хозяйка запахнула на груди халат. Она все на свете ухитрялась делать трагически. Даже суп глотала так, словно травилась навеки.

– А среди чего можно? Посреди города? – Эля проскочила мимо нее в комнату. А то увидит грязь на пижаме и тогда вообще не отстанет.

Она стояла у своей двери, прильнув к ней ухом, и слушала, как Эмилия Максимовна шуршит в коридоре. Ходит, недовольно разговаривает сама с собой. Потом заглядывает в ванную, дергает штору, проверяет, не спрятался ли кто. Нерешительно приближается к двери, касается ручки, стоит и дышит. Эля ждала, пока она постучит, но хозяйка не стучала.

– Да уйди ты! Сгинь, пожалуйста! – одними губами, беззвучно, попросила Эля.

Ей было так скверно, что душу выворачивало наизнанку. А потом вдруг обожгло ладонь. Жар распространился по пальцам, скользнул к запястью и перешел в легкое покалывание. Внутри ладони, между костями, что-то зашевелилось. Это было отвратительно. Эля едва не завизжала.

Гадалка кашлянула, неуверенно завозилась и, наконец решившись, ушла в свою комнату. Сгинула, исполнив желание Эли.

Эля разжала пальцы. С ужасом уставилась на ладонь. У нее на глазах цепочка, ставшая серебристой змейкой, проползла сквозь кисть руки и уютно устроилась на запястье. Эля трусливо тронула ее пальцем: обычный браслет. Не осталось ни крови, ни раны, ни других следов.