Ди Тофт - Серебряная пуля

— Постараюсь оставаться на связи, — коротко ответил Нэт.

Поезд замедлял ход.

— Я полагаю, пора расходиться, — смущённо добавил он.

— Au revoir, [4] До свидания (фр.). Нэт, — улыбнулся Кроун, пожимая Нэту руку. — Действительно, почти приехали.

Далеко-далеко от штаб-квартиры «Ночной вахты» в Лондоне, в восьмистах километрах южнее Парижа, находится пустынный и необжитой регион Салинас. Большую его часть занимают солончаки и предательские болота. На солончаках пасутся иссиня-чёрные быки, компанию которым составляет множество разной живности: дикие кабаны с могучими клыками и изящные розовые фламинго, удивительно красивые, синеглазые чёрные паломино — лошади, которые столь редко попадаются на глаза, что считаются вымершими в дикой природе.

Над солончаковой равниной и неподалёку от средневекового городка Марэ в грязном гробу лежал высохший труп вампира. Грубый осиновый кол всё ещё протыкал его сердце, куда его полтора столетия тому назад с невероятной силой вогнал храбрый и разозлённый мужчина. Всё это время умирающий и пассивный вампир пролежал, дожидаясь, когда же его опять призовут, чтобы присоединиться к силам безбожного зла.

Давным-давно его ослепшие глаза превратились в отвердевшие известковые шарики, но он по-прежнему мог чувствовать и слышать. И, когда земля под гробом пришла в движение, вампир услышал и ощутил шебуршание и царапание сотен маленьких серых существ, которые подбирались к его гробу. Острые крысиные зубы с лёгкостью прогрызли сгнившее дерево, и через какие-то мгновения зверьки уже пролезли в гроб. Десятки миниатюрных холодных лап и длинных хвостов прошлись по иссохшему лицу вампира: крысы исследовали внутреннее пространство гроба.

Потом они начали пищать и драться, пока — иначе и быть не могло — молодому самцу не прокусили шею. И, когда его тело извивалось в смертельных муках, одна-единственная капля горячей, пульсирующей крови умирающей крысы упала на пробитую грудную клетку вампира, которая сразу же начала раздуваться. Вампир чувствовал: дарующее жизнь тепло растекается по его древним костям. Он сжимал и разжимал пальцы, а крысиная кровь тёмным приливом захлёстывала тело. Она наполнила глаза и нос вампира, заставила вновь вырасти на его костях мышцы и сухожилия, побежала — горячая и новая — по венам и артериям. Кровяной прилив добрался и до рта вампира — его губы уплотнились. На черепе начали расти волосы. Гроб переполнился свежей кровью, и она хлынула изо всех щелей.

Древний вампир растянул губы в торжествующей улыбке и прошёлся языком по своим острым зубам. Кровь текла и текла, и вампир чувствовал прилив сил и энергии. С победным криком он вышиб крышку гроба — с его тела капала кровь. Отбрасывая из-под ног щепки, вампир поднялся из гроба, глубоко и медленно дыша, полной грудью набирая морозный ночной воздух. Он схватился за ненавистный деревянный кол, всё ещё торчащий из дыры в грудной клетке, вырвал его и с презрением бросил на пол. Потом ощупал руки и ноги, убедился, что всё на месте — сгибается и разгибается как положено. Кольца тускло блестели на его пальцах, и вампир с удовольствием отметил, что человек, из-за которого он пролежал в грязном ящике сто пятьдесят лет, не забрал их себе. Вампир с гордостью оглядел своё женское тело — теперь оно выглядело таким же юным и прекрасным, как и в тот день, когда его убили. Густые чёрные волосы блестящим занавесом покрывали его молочно-белые плечи. Вампир прислушался к низкому вою ветра, ощущая древний знакомый голод, и подскочил к маленькому окну древнего склепа. Его тело двигалось легко и свободно, как ртуть. Он вышел в морозную ночь, жадно принюхиваясь в поисках новой крови.

Пришло время набирать себе слуг. Впереди ждала большая работа, а вампир страшно проголодался.

Дилу Андервуду уже приходилось иметь дело с волками, но он прекрасно знал, что существо, которое сладко похрапывало у двери его трейлера, совсем и не волк. Настоящие волки уступали ему в размерах — ещё как уступали! Он приоткрыл дверь, оставив крохотную щёлочку, чтобы выглянуть ещё разок. Дил убедился, что существо по-прежнему спит: серебряная ниточка слюны свисала с уголка его пасти, а из ноздрей поднимались двойные клубы пара. Дил приоткрыл дверь пошире, чтобы поставить на землю ногу, оканчивающуюся копытом, потом, насколько мог бесшумно, протиснулся в щель между дверью и косяком. Сдерживать дыхание и одновременно подавлять смех — задача не из легких, но Дил с ней справился и сошёл с порожка, стараясь при этом не наступить на длинную белую шерсть.