Павел Шаров: Система рыжего карлика

«Все ясно, – подумал командир, – ТВЭЛы расплавились, пространственную решетку повело. Выброс неизбежен. А может быть еще и хуже – взрыв». Очередной рывок корабля бросил Арсения Георгиевича на раскаленную стенку оболочки реактора. Встать он уже не мог. Радиация была запредельная. Последняя мысль, которая мелькнула в голове: «Только бы ребята успели, а я все, отлетался».

Приказ есть приказ. Экипаж корабля в количестве семи человек разместился в аварийном космолете. Космолет стал удаляться от корабля.

– Всем, кроме пилота Смирновского, сосредоточиться в непосред-ственной близости от поглощающего экрана ядерного реактора, – приказал Николай Григорьевич, – Смирновскому включить четырехкратную нагрузку двигателя.

Группа во главе с и. о. командира укрепилась поясами безопасности у толстостенного поглощающего экрана, уперев в него спинки кресел. Пилот включил ускоренный режим разгона, и космонавты почувствовали, как их все сильней и сильней вжимает в кресла. Когда вес каждого достиг учетверенной величины привычного веса на Земле, дышать стало тяжело, руки с трудом отрывались от подлокотников, кровь отлила от лица, веки с трудом смыкались. Космолет наращивал скорость, чтобы как можно дальше удалиться от корабля. Юрий Смирновский, не доверяя своим способностям выдерживать длительные гравитационные перегрузки, включил систему автоматического отключения двигателя. Двигатель должен был в течение двух часов разогнать космолет и затем медленно уменьшить ускорение.

Прошло десять минут, и на пульте управления зажегся красный тревожный глазок опасной ситуации. Кому-то из экипажа стало плохо. Юрий уменьшил тягу двигателя, и частота подачи микроскопических порций дейтерия в камеру синтеза водорода автоматически снизилась до величины, обеспечивающей искусственную гравитацию, равную земной. Космонавты вздохнули с облегчением. Выяснилось, что Эсфирь Яковлевна потеряла сознание. Сработал сигнал опасного состояния ее организма с передачей информации на пульт управления. Маша сделала ей тонизирующий укол. Эсфирь Яковлевна очнулась.

– Продолжайте разгон, – сказала она, – я справлюсь. Сделайте мне двойную дозу тонизирующего.

И снова нагрузка увеличилась. Только теперь не в четыре, а в три раза. Через десять минут пилот сбавил на минуту ускорение и затем снова включил двигатель на тройную нагрузку. Прошло уже двадцать семь минут. Космолет уходил от корабля, увеличивая скорость на тридцать метров в секунду за каждую секунду. Надежды на то, что командир корабля выжил, не было. Всем было ясно, что он погиб. Но у космонавтов теплилась надежда, что ему удалось заглушить работу реактора и двигателя, и тогда один из участников экспедиции приблизится на дисколете к кораблю, войдет в него, и, в случае безопасности, начнется работа по восстановлению системы управления двигателем.

– Наблюдаю через задний телескоп движение корабля, – сообщил пилот, с трудом выговаривая слова, – двигатель работает в предельном режиме торможения.

Надежды на возвращение на корабль рухнули. Теперь осталась одна надежда: лишь бы не рвануло. Через тридцать минут после того, как космолет покинул корабль и расстояние между ним и кораблем составляло порядка пятидесяти тысяч километров, массивную крышку атомного реактора корабля сорвало, освободив стержни радиоактивного материала от замедлителей реакции. Рабочая зона реактора превратилась в атомную бомбу. В адской температуре расплавились баллоны с жидким дейтерием, превратив корабль в водородную бомбу огромной мощности.

Произошел взрыв. Гигантский огненный шар осветил, кажется, всю Вселенную. Шар стремительно разрастался, сжигая все на своем пути. А за огненным фронтом распространялся фронт радиоактивного излучения, пронизывая все живое и неживое. Волна фотонов через доли секунды после взрыва достигла космолета, и, если бы он не успел уйти на достаточное расстояние, сожгла бы его, превратив в раскаленный газ. Мощный поток радиации ударил в космолет со стороны двигателя. Но основной состав экипажа был защищен от него мощной броней защитной стенки реактора, и только Альберт Смирновский получил значительную дозу радиации.

Раздались хлопки сгорающих предохранителей электронных систем управления космолетом. Сработали наиболее устойчивые к перегрузкам средства управления аварийными стержнями реактора. Реактор оказался в режиме охлаждения. Основной двигатель синтеза дейтерия в гелий перестал работать. Свет потух. Только что мучившая людей тройная весовая перегрузка перестала существовать, и они повисли в воздухе. Через несколько секунд сработала аварийная система электрообеспечения. В космолете стало снова светло.