В. Гончаров - Приключения доктора Скальпеля и фабзавука Николки в мире малых величин - Микробиологическая шутка. Приключения в микромире. Том II

…Ревут… А Сашка Вертинос как прыгнет, да как цапнет Николку за ногу!.. Уронил на пол, волоком потащил в общую мастерскую… Так по полу прямо и тащит!.. Что тут поделаешь, когда от рева не слышно Николкиных слов?.. Хватается Николка руками за колеса, привода, станки; режет руки, начинает сердиться, ругается… — ничего не помогает… Кругом рев и смех: таскает Вертинос Николку за ногу, таскает, как бешеный…

— Ерунда! — соображает во сне Николка. — Паршивый сон. Нужно проснуться…

И просыпается…

Если во сне ему не было страшно, то явь заставляет дыбиться волосы.

Ревут не Сванидзе с Арциви да Вертиносом, ревет страшное, волосатое животное, которое зацепило когтистой лапой спящих приятелей за канат и теперь тащит по неровной почве, призывая кого-то пронзительно и дико… Еще ревет Скальпель, со сна ничего не понимая… Но его рев, как жалкий писк, тонет в резких густых тонах животного…

Не проснувшись, как следует, Николка соображает, что ночной гость нечаянно зацепил их лапою. Нет ему смысла связываться с существами, ростом не достигающими величины его когтя. Первым движением Николки было развязать на себе петлю каната, вторым — подняться и успокоить Скальпеля, вслед за ним отцепившегося от страшной лапы, но продолжающего валяться в стенаниях…

Животное, пробежав несколько шагов, вдруг резко повернулось, к чему-то прислушиваясь, и предстало перед друзьями во всей своей неземной прелести. Оно обладало громадным ростом, правда, меньше мухи и даже комара, однако вполне достаточным, чтобы внушить тихий ужас. Похожее на черепаху и на рака в то же время, оно имело черную бороду на белой коже, два членистых, беспокойно дергавшихся рога и шесть штук мохнатых лап, вооруженных саженными когтями. Из заостренной морды, окруженной синим сиянием, высовывался, наподобие жала, длинный твердый язык. Сияние бросало яркий свет на окрестности и на остолбеневших чужестранцев.

Первым пришел в себя Скальпель.

— Бежим!..

Напрасно. Надо было стоять. Теперь животное заметило их. Переваливаясь неуклюже и тяжело волоча грузный зад, оно пустилось вдогонку с тем же жалобным ревом на устах.

И беглецам, и преследователю бежать мешала саблеобразная растительность, низко склоненная к скользкой, жирной почве. Первых она заставляла то и дело пригибаться, второго — цепляться длинными когтями. Впрочем, у животного было преимущество: каждый его шаг равнялся десятку шагов приятелей. К тому же их ноги скользили, не имея твердой опоры. Николка мог бы еще удрать, но близорукий врач мало того, что беспрестанно падал без видимых причин, еще путался в канате, привязанном к его чреслам.

— Бегите, — наконец махнул он рукой, совершенно обессилев.

— Дудки! — отвечал Николка, подхватывая его под мышку.

— Бросьте меня! Спасайтесь! — умолял врач, чувствуя на плечах горячее дыхание преследователя.

Николка продолжал упорствовать, а когда увидел, что это бесполезно, остановился в отчаянной решимости, повернувшись к врачу лицом и приняв воинственную позу.

К его счастию, до драки дело не дошло. Животному оставалось сделать один единственный шаг, чтобы раздавить беглецов, — в это время… его самого раздавили… Будто небо обрушилось на его голову. Приятели покатились оглушенные и ослепленные вонючей жидкостью, брызнувшей из размозженного тела животного. Падая, они заметили, что «небо» имело бороздчатое строение и розовый цвет. Потом оно так же внезапно исчезло, как и появилось, оставив вместо себя кляксу на почве и лужу бурой крови.

Погасло синее сияние, снова спустилась тьма. Только равномерный гул да разрывы ручных гранат далеко под почвой показывали приятелям, что они не переселились в царство теней, а продолжают здравствовать, хотя и сильно контуженные.

— Спать… Спать… — простонал Скальпель.

— Спать… Спать… — как эхо отозвался Николка. Сон — лучший целитель и душевных, и телесных ран.