Елена Усачева - Большая книга ужасов – 58 (сборник)

– Это ты мне сказал? – медленно проговорил Платон. Очертания его подернулись дымкой, ноги оторвались от земли, он стал постепенно увеличиваться.

– Ой-e-e-e. – Васильев отпустил локоть Глебова и весело прищурился. – Ну ты, брат, попал. Я, пожалуй, пойду к своим.

– Тебе, – неторопливо ответил Глебов и на всякий случай спрятал руки за спину, чтобы за них больше не хватали. Но Платон его уже не слышал.

По кустам прошел легкий ветерок. Потом порывы стали резче, сильнее. Поднялась в воздух меловая крошка, оставшаяся от барабанщицы. Следующий порыв ветра чуть не свалил Ваську на землю, под ноги ему подкатились куски гипса. Он пригнулся, спасаясь от шквалов, попытался за что-нибудь уцепиться, но все, за что он хватался, было ненадежным, легко отрывалось от земли, оставаясь у него в руках. Очередной порыв сбил его с ног. А потом сверху на него налетел сильно выросший Платон. Огромные, вылезшие из орбит глаза, оскаленный рот, скрюченные пальцы. Васька попытался закрыться, спрятаться от этого ужаса, но вокруг уже ничего не было. Шквал нес его куда-то, перед глазами маячило перекошенное лицо вожатого.

– Молчать! Подчиняться! Быть как все!

Слова впечатывались в его голову, от них невозможно было отвернуться, как нельзя было закрыть глаза. Даже сквозь сомкнутые веки было все видно.

Потом его бросило вперед и вниз. Ветер помчался дальше, а он покатился по земле.

Они были здесь все. Несколько отрядов, замерших в ровной шеренге, вожатые. Чуть в стороне ссутулившаяся фигура Володи. Барабанщица стояла впереди около двухметрового шеста с болтающейся грязноватой тряпкой наверху. Перед ней, скрючившись на траве, сидел Щукин. Вся одежда у него была в иле и грязи, лицо расцарапано. Как будто до этого его долго тащили по земле.

– Лагерь! – звонко воскликнул Платон. – Смирно!

Ряды дрогнули и замерли, подтянулись вожатые, Володя переступил с ноги на ногу, но сгорбленная спина так и осталась сгорбленной.

– Серега! – Васька попытался встать, но из-за перелета ноги его не держали. – Это ты?

Щукин поднял исцарапанное лицо.

– Васька?

– Разговорчики! – Платон висел между ребятами. – Все готово! – бросил он в сторону барабанщицы.

Та медленно кивнула, не переставая смотреть на скрючившуюся фигурку мальчика у своего постамента.

– Ты искал меня, – не разжимая губ, начала она. – Ты нашел. Что тебе надо?

И тут до Васьки дошло, чем все утро занимался его приятель, – он охотился на барабанщицу. Все-таки не выдержал и решил все сделать сам – сам найти, сам все разузнать, сам уничтожить.

Глебов застонал от обиды – надо же связаться с таким самонадеянным дураком. Ведь говорили ему: «Не лезь» – не послушал.

Щукин все еще продолжал сидеть на земле, уткнувшись носом в колени.

– Я скажу, что тебе нужно было. – Статуя легко наклонилась, нависнув над скорчившейся фигуркой мальчика. – Ты хотел все сделать один. Но одиночки мало что могут. Побеждает толпа, побеждает коллектив. Только вместе можно чего-то добиться. Я тебе сейчас все объясню.

Барабанщица выпрямилась, кивнула кому-то. От строя отделились двое – это были Васильев и Кубинов, оба аккуратно причесанные, в одинаковых шортиках и рубашечках. Они подбежали к Щукину, подняли его на ноги. Серега дернулся пару раз, но когда понял, что вырваться не получится, обмяк в чужих руках. Голова его оставалась опущенной.

– Это замечательно – быть всем вместе, – продолжала разглагольствовать статуя. – Ты этого пока не понимаешь, но ты поймешь. Вырастешь и поймешь. Нас оживили, чтобы вас всех сделать сплоченными, сильными, дружными. Вот и ты тоже… Не упирайся. Со всеми тебе будет хорошо.

Она протянула обвалившуюся культю, приподняла Серегин подбородок.

– Нет, – этого выдержать Васька уже не мог. – Не трогай его, ты, ходячая мумия!

Статуя замерла.

– А, – как-то радостно протянула она. – У нас есть еще один попрыгунчик, любитель ночных вылазок. И откуда только вы беретесь? Дети по ночам должны спать. Это правило для всех.

Слова бились в Васькином мозгу, и какая-то неведомая сила заставляла поднять голову, посмотреть в черные глаза, чтобы вот так, прямо в лицо высказать все, что накопилось в душе за бесконечно долгую неделю.

«Не трусь, – нашептывал голос, – что она может? Это же просто кусок гипса. Вон Ленка справилась с ней – и ничего. И ты сможешь. Ты же сильный. Давай, посмотри ей в глаза».

Васька затряс головой, прогоняя противные слова, посмотрел на Щукина, и внутри у него что-то обвалилось. Серега медленно, через силу поднимал голову.