Юрий Сотник - Эликсир Купрума Эса

— А ну возьми эту штучку и сунь себе в карман!

Родя взял экспонометр и сунул его в карман брюк. Тут Зоя понизила голос почти до шепота:

— Ты, может, очень умный человек, а я — просто дура… Ты, может, очень знаменитый общественник, тебя председателем собираются выбрать… а вот посмотри, что ты сделал! Посмотри! Посмотри! — Она ткнула указательным пальцем в Родин карман, где лежал экспонометр, потом бросилась к двери и там, обернувшись, добавила ужо сквозь слезы: — Не бойся, не выдам! Только ты не воображай о себе! Не воображай!

Зоя не учла одного: она приказала Роде сунуть экспонометр в карман, но забыла добавить: «И держи его у себя». Теперь, когда Родя выполнил ее приказание, ему ничего не стоило положить экспонометр на прежнее место. И однако, он этого не сделал, он даже не подумал, что надо это сделать. Секунд десять, наверное, он простоял неподвижно, пораженный одной мыслью: он выполнил Зойкино приказание! Он знает теперь, что его такая фантастическая, такая невероятная догадка верна! Он выбежал из комнаты. Ладошина была уже где-то в середине коридора. Расталкивая ребят, она быстро шла к выходу. Родя бросился вслед за ней и догнал ее уже возле самой лестницы.

— Ладошина! Ну постой! Ладошина, ну давай поговорим!

— Отстань! — крикнула Ладошина. Она двинула Маршева локтем в грудь и, спускаясь по лестнице, сказала уже тихо: — Целуйся со своей Круглой Отличницей! Со своей Лялечкой!

Похоже, что слово «отстань» прозвучало как приказание, потому что Родя сразу остановился, но потребности целоваться с Круглой Отличницей он не почувствовал.

Он поплелся назад по коридору и вдруг услышал, как один мальчишка кому-то сказал:

— Слыхал? В фотолаборатории какую-то штуковину сперли.

Родя вздрогнул и сразу покрылся испариной. Да ведь это же… Это же говорят о нем! Это же он «спер штуковину»! Он быстро зашагал в сторону лаборатории и снова услышал обрывок разговора:

— Там у них экспонометр украли…

— Какой сонометр?

— Не спонометр, а экспонометр.

Подойдя к лаборатории, Родя увидел перед се дверью возбужденную толпу. Тут были фотолюбители, были и просто любопытные. Над толпой возвышался Иван Иванович. Он говорил:

— Ну вы же помните, как было дело: я положил «Ленинград» на стол и взял с полки экспонометр для печати, затем мы ушли в лабораторию. Может, вы вспомните, остался кто-нибудь в это время в ателье или нет?

Фотолюбители молчали.

— Никто не помнит? Возможен, конечно, и другой вариант: кто-то зашел сюда, когда мы были в лаборатории, и взял прибор.

— А чего стесняться! — пробасил Столбов. (Он по-прежнему держал свою банку с толчеными гусеницами.) — Поставить у выхода несколько человек и обыскать каждого!

— Ха! — отозвался еще кто-то из толпы. — Так он и станет дожидаться обыска! Его небось и во дворце давно нет.

Родя повернулся и очень медленно, стараясь ступать абсолютно бесшумно, пошел прочь от толпы. Никогда еще он себя не чувствовал в таком идиотском, таком ужасном положении.

Теперь надо вернуться к тому, что произошло несколько минут назад у взрослых.

Расставшись с Надеждой Сергеевной, по-прежнему держа комочки «Слип камли» в руках, Яков Дмитриевич торопливо спускался по лестнице. Лицо у него было испуганное. Снизу поднимался Тигровский. Они встретились на площадке между этажами.

— Альфред Павлович, я вас ищу, — быстро сказал директор. — А вы предупредили ученых, что встреча отменяется?

Теперь у Тигровского сделалось испуганное лицо.

— Не… не предупредил, — ответил он очень тихо.

Оба долго молча смотрели друг на друга. На сегодня в «Разведчике» была назначена встреча учеников девятых и десятых классов с двумя крупными учеными — доктором исторических наук Кукушкиным и профессором психологии Троеградовым.

Яков Дмитриевич взглянул на часы.

— Альфред Павлович! Ведь они же с минуты на минуту… Альфред Павлович, ну как же это так — взять и не предупредить!

— Моя вина. Ничего не говорю. Замотался с этой суматохой…

— Альфред Павлович, но вы поймите, что это для них оскорбление! Они отложили другие дела, собирались, тратили время на дорогу, а мы им что скажем? «Встреча отменяется, только вас забыли предупредить. Поворачивайте оглобли назад!» Это же… это же скандал, это же хуже пощечины!

Маленький Тигровский молчал, опустив голову, поджав губы. Вдруг он резко вскинул голову.