Джон Гришэм: Партнер

Теперь заминка на противоположном конце провода.

— Да. С кем я говорю?

Они смогут проследить звонок до Рио, на это уйдет примерно три минуты. Но потом им придется иметь дело с городом, где проживают десять миллионов человек. И все же Ева нервно оглянулась по сторонам.

— Я звоню из Бразилии, — сказала она в соответствии с инструкцией. — Патрика схватили.

— Кто? — спросил Каттер.

— Я назову вам одно имя.

— Слушаю. — В его голосе зазвенело напряжение.

— Джек Стефано. Знаете такого?

Новая пауза.

— Нет. Кто это?

— Частный детектив из Вашингтона. Он занимался поиском Патрика последние четыре года.

— Значит, если я правильно вас понял, он нашел его?

— Да. Точнее, его люди.

— Где?

— Здесь, в Бразилии.

— Когда?

— Сегодня. Думаю, Патрика могут убить.

Минутное молчание в трубке.

— Что еще вы можете мне сообщить? — спросил Каттер.

Ева продиктовала номер вашингтонского телефона Стефано, повесила трубку и вышла на улицу.

Гай внимательно просмотрел прихваченные в доме Денни бумаги, отметив, что их пленник был чрезвычайно аккуратен и не оставил никаких следов. В ежемесячной выписке со счета в местном банке фигурировала сумма в три тысячи долларов. Это были совсем не те деньги, которые их интересовали. На срочном вкладе лежало и того меньше — тысяча восемьсот. Расходы за месяц составили почти тысячу долларов. Денни вел весьма скромный образ жизни. Счета за телефон и электричество были еще не оплачены, другие, помельче, он успел погасить.

Один из парней Гая проверил все телефонные номера из записной книжки Силвы, но не нашел ничего интересного.

Другой изучил жесткий диск компьютера и убедился, что Денни никак нельзя было назвать хакером — записанная информация в основном представляла собой подобие дневниковых записей о приключениях Силвы в малоисследованных районах Бразилии. Последний раз данные вносились чуть ли не год назад.

Мизерное количество бумаг само по себе вызывало подозрения. Выписка со счета? Но какому идиоту потребуется хранить в доме только одну выписку за один-единственный месяц? А как насчет предыдущего? Значит, у Денни был тайник вне дома. Что ж, это вполне соответствует образу жизни человека, пребывающего в бегах.

С наступлением сумерек Денни, так и не пришедшего в себя, раздели почти догола, оставив на теле только трусы.

Освобожденные от грязных кроссовок и носков ступни светились в темноте первозданной белизной. Затем его приподняли и положили на кровать, на лист фанеры толщиной около двух сантиметров. В листе были проделаны отверстия для веревок. Нейлоновый шнур надежно зафиксировал щиколотки, колени, торс и руки. Лоб перехватила черная полоса клейкой ленты. Прямо над лицом со штатива свешивалась капельница, откуда к левому запястью протянулась прозрачная трубка.

Новый укол должен был нейтрализовать наркотик. Натужное дыхание Денни стало ровнее. Наконец его покрасневшие глаза раскрылись. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять: болтающийся над головой пластиковый мешок — это не что иное, как медицинская капельница. Затем в круг зрения попал бразилец, который молча воткнул в левую руку Денни иглу шприца, наполненного какой-то жидкостью. Это был тиопентал натрия — довольно жесткое средство, используемое иногда, чтобы развязать человеку язык.

Наилучший эффект препарат оказывал на тех, кому подсознательно хотелось признаться хоть в чем-нибудь. Формула идеальной вакцины правды пока еще не открыта химиками.

Прошло десять минут. Денни безуспешно попытался повернуть голову. Он видел очень мало. В комнате царил полумрак, только где-то в углу горел слабый свет.

Распахнулась и закрылась дверь. Шаги.

Гай вошел один. Подойдя к Денни, он протянул руку и коснулся листа фанеры.

— Привет, Патрик.

Лэниган закрыл глаза. Денило Силва ушел в прошлое, исчез навсегда. Ощущение было такое, будто его покинул старый и надежный друг. Далеко позади осталась простая, спокойная жизнь на улице Тирадентис. Только что прозвучавшее приветствие, доброжелательное и приятное, сорвало ставший привычным и столь ценимый покров анонимности. «Привет, Патрик».

За минувшие четыре года он не раз пытался представить, как это все произойдет, когда они найдут его. Будет ли это чувство облегчения? Или ощущение справедливого возмездия? Взволнует ли его перспектива вернуться домой, чтобы сыграть последнюю сцену?

Все это оказалось чушью. В данный момент Патрик не испытывал ничего, кроме животного страха. Голый, привязанный к листу фанеры, подобно пойманному зверю, он сознавал, что ему предстоит перенести жесточайшие муки.