Джон Гришэм: Вердикт

— Понимаю. И вы полагаете, что было бы разумнее привезти сюда адвокатов из Нью-Йорка, чтобы они имели дело с местным жюри? Или, может быть, из Бостона?

— Нет, просто… Ну они же никогда не выступали по табачным делам.

— На побережье прежде не рассматривалось никаких табачных дел. Вы чем-то недовольны?

— Просто они меня беспокоят, вот и все.

— Мы наняли самых лучших из местных юристов, — сказал Фитч.

— А почему они согласились работать за такую ничтожную плату?

— Ничтожную? На прошлой неделе вас беспокоили большие расходы. Теперь — то, что наши адвокаты мало запросили. Вы уж решите как-нибудь, чего вы хотите.

— В прошлом году в Питсбурге мы платили адвокатам по четыреста баксов в час. Здесь ребята работают за двести. Меня это настораживает.

Фитч перевел взгляд на Лютера Вандемиера, представителя «Трелко», и спросил:

— Я, может быть, чего-то не понимаю? Он это серьезно? Речь идет о пяти миллионах, а он боится, что я прикарманиваю копейки. — Фитч махнул рукой в сторону Дженкла. Вандемиер улыбнулся и взял стакан.

— В Оклахоме вы потратили шесть миллионов, — сказал Дженкл.

— И мы выиграли дело. Не помню, чтобы после вынесения вердикта были какие-то жалобы.

— Я и сейчас не жалуюсь. Я просто высказываю сомнение.

— Великолепно! Я сейчас поеду в офис, соберу всех адвокатов и сообщу им, что мои клиенты недовольны счетами. Я им скажу: «Слушайте, ребята, я знаю, что вы на нас наживаетесь, но этого недостаточно. Мои клиенты желают, чтобы вы требовали больше. Давайте! Вы, парни, скромничаете». Как, по-вашему, хорошая идея?

— Успокойтесь, Мартин, — сказал Вандемиер. — Суд еще не начался. Уверен: прежде чем мы отсюда уедем, наши собственные адвокаты еще попьют нашей кровушки.

— Да, но это не такой процесс, как прежние. Мы все это знаем. — Дженкл запнулся, подняв ко рту стакан. У него были проблемы с выпивкой, из четверых — только у него. Полгода назад компания, избегая огласки, заставила его лечиться, но сейчас, накануне процесса, напряжение оказалось для него слишком сильным. Фитч, сам бывший алкоголик, понимал, что Дженкл на грани. А через несколько недель ему предстояло выступать в качестве свидетеля.

Как будто у него, Фитча, и без того мало забот — теперь вот еще обуза, не дать Д. Мартину Дженклу «развязать». Фитч ненавидел его за слабоволие.

— Полагаю, адвокаты истца хорошо подготовились, — заметил другой представитель совета директоров.

— Нетрудно догадаться. — Фитч пожал плечами. — И их немало.

По последним подсчетам, восемь. Восемь крупнейших фирм страны, занимающихся гражданскими правонарушениями, скинулись по миллиону, чтобы финансировать этот показательный процесс против табакопроизводителей. Они нашли истицу — вдову некоего Джекоба Л. Вуда и прекрасную арену для битвы — побережье залива в штате Миссисипи, где действует миленький гражданский кодекс и где присяжные имеют обыкновение проявлять сострадание. Судью, правда, выбирали не адвокаты истицы, но и они сами вряд ли смогли бы найти лучшего — Его честь Фредерик Харкин до того, как инфаркт усадил его в судейское кресло, выступал адвокатом по судебным искам.

Нынешнее дело не было обычным делом против производителей табака, и все присутствовавшие отдавали себе в этом отчет.

— Сколько они потратили?

— У меня нет доступа к этой информации, — ответил Фитч. — По слухам, их казна может оказаться не столь богатой, как они пытаются это представить, вероятно, у них есть проблемы со сбором начальной суммы. Но они уже затратили миллионы. И существует около дюжины потребительских обществ, готовых ринуться в бой на их стороне.

Дженкл сгрыз свой лед, затем допил все до последней капли. Это был уже четвертый стакан. В комнате с минуту стояла тишина: Фитч ждал, стоя у камина, остальные разглядывали ковер.

— Как долго будет продолжаться процесс? — спросил наконец Дженкл.

— От четырех до шести недель. Отбор присяжных здесь проходит быстро. Вероятно, к среде жюри будет составлено.

— В Аллентауне суд шел три месяца, — напомнил Дженкл.

— Здесь не Канзас. Вы что, хотите, чтобы вся эта бодяга длилась три месяца?

— Нет, я просто… — печально начал Дженкл, но осекся.

— Сколько еще нам придется проторчать здесь? — спросил Вандемиер, инстинктивно взглянув на часы.

— Мне все равно. Можете уезжать хоть сейчас, а можете ждать, пока утвердят состав жюри. У вас у всех ведь есть эти огромные самолеты. Будет нужно — я найду вас. — Фитч поставил свой стакан с водой на каминную доску, обвел взглядом комнату и вдруг решил, что ему больше делать здесь нечего. — Что-нибудь еще?