Поппи Брайт - Ты мерзок в эту ночь? (ЛП)

Мясо было жестковатым, но чудесным на вкус, жирным и соленым, и слегка отдавало мускусом. Он ощущал, как оно распадается под действием кислот в его слюне и желудке, чувствовал, как получившиеся белки усваиваются его клетками и становятся его частью. Это было приятно. Но сегодня ночью он собрался обзавестись кое-чем получше. Человеком, который жил бы с ним и всегда оставался рядом, чей разум всецело принадлежал бы ему. Самодельный зомби. Джастин знал, что это возможно, если только ему удастся уничтожить нужные зоны мозга. Если дрель и шприц отбеливателя не сработают, в следующий раз он попробует что-нибудь другое.

Ночь опускалась за окном, словно занавес, воруя из вида на стену кирпич за кирпичом. Голос Синатры был мягким и нежным, как сливки. «Ты… глубоко в моем сердце…». Джастин задумчиво кивнул. Мясо оставило на языке тонкий металлический привкус — один из множества вкусов любви. Скоро настанет время выходить из дому.

Помимо поездки в Рено и восхитительного путешествия в пустыню Джастин никогда не выезжал из Лос-Анджелеса. Он мечтал как-нибудь еще навестить пустыню, снова разыскать города-призраки и ядерные лунные пейзажи, которые так понравились ему в Неваде. Но не съездил больше ни разу. Чтобы туда попасть, нужна была собственная машина. Не иметь машины в Эл-Эй — все равно, что сложить лапки и умереть на месте. Лос-Анджелес обладал гигантской нервной системой, но не имел мозгов.

После того, как его уволили с работы на заводе по производству апельсинового сока за постоянные прогулы — слишком много времени уходило на тела, которые следовало нарезать, сохранить, поглотить — Джастин не был уверен, как долго еще сможет платить за квартиру. Но и как съедет отсюда после всего, тоже не представлял. Вокруг царил ужасный беспорядок. Соседи начали жаловаться на запах.

Джастин решил сейчас об этом не думать. У него еще оставалось немного денег, и от дома на Силвер-Лейк до ослепительного карнавала в Западном Голливуде его довезет городской автобус — это он знал наверняка. Довозил уже бессчетное количество раз.

Если повезет, домой он вернется не один.

Суко пробежался сандаловыми пальцами по беспорядочно остриженным черным волосам, подкрасил глаза украденными в аптеке тенями и ухмыльнулся своему отражению в надтреснутом зеркале над раковиной. Он повязал на шею нитку бус из комиссионного магазина, глянул, как смотрится черный пластик поверх рваной черной ткани, сквозь которую проглядывала гладкая смуглая кожа, потом добавил к ним глиняный амулетик Будды и крохотный деревянный пенис — оба на кожаных ремешках.

Эти он приобрел где-то среди тусклых киосков в Ват-Раханаде, на рынке амулетов неподалеку от канала Клонг Сенсеп в Бангкоке. Будда служил ему для защиты от несчастных случаев и злых духов. Пенис требовался для усиления потенции, чтобы всякий, с кем он сегодня встретится, мог хорошо провести время. Вообще-то его следовало носить на ремешке вокруг талии, но, когда он надевал его так в первые пару раз, американские любовники странно на него смотрели.

Амулеты были последним, что Суко купил на тайские деньги перед тем, как взошел на борт самолета, отправлявшегося в Калифорнию, и распрощался со своей влажной родиной, скорее всего навсегда. Ради них пришлось преодолеть длинный путь от квартала Патпонг, но он тогда еще не знал, продаются ли в Америке магические амулеты. Несомненно, продаются: некогда к его бусам крепился круглый медальон с чеканным изображением вычурного негритянского лица и надписью «ЗУЛУ». Он потерял медальон в ночь пьяного кутежа, и это было нормально. Маи пен раи. Никаких проблем.

Суко исполнилось девятнадцать. Американские языки не могли произнести его полного имени, но его это не заботило. Американские языки могли делать с ним множество иных вещей. Это он выяснил в четырнадцать, когда однажды ночью уехал на попутке из родной деревни, местечка столь маленького и бедного, что ни на одной карте, доступной иностранным взорам, оно не значилось.

У него в семье город называли настоящим именем — Крунг Тхеп, Великий Город Ангелов. Иных названий Суко не знал, пока туда не приехал. Крунг Тхеп был лишь аббревиатурой, полное название состояло из более чем тридцати слогов. Фаранги почему-то так и не смогли к нему привыкнуть. Все они звали город Бангкоком, именем, похожим на два хлопка ладоней.

Там, на улицах, резкое зловоние выхлопа пронизывал миллион неуловимых ароматов: жасмин, свежая канализация, кузнечики, жареные в перченом масле, запах спелых плодов дуриана, похожий на гнилое мясо под толстым слоем сладкого крема. Весь воздух, казалось, был сбрызнут спиртом, пропитан неоном и соками секса.