Стиг Ларссон - Девушка, которая застряла в паутине

— Я беру такси прямо сейчас, — сказала она.

Но Бергер все-таки задержалась, и за неимением других занятий Микаэль зашел в ванную и стал разглядывать себя в зеркале. Он знавал и лучшие дни. Волосы взъерошены, неподстрижены, под глазами круги и мешки. Всему виной Элизабет Джордж… Выругавшись, он вышел из ванной и принялся прибирать в квартире.

По крайней мере, на это Эрика пожаловаться не сможет. Как бы долго они друг друга ни знали и как бы тесно ни были переплетены их жизни, у него по-прежнему развивался небольшой комплекс порядка. Он — холостяк из рабочей семьи, она — замужняя дама из высшего общества с прекрасным домом в Сальтшёбадене, и при любых обстоятельствах приличный вид его квартире не повредит. Загрузив посудомоечную машину и вымыв раковину, Микаэль побежал выносить мусор. Он даже успел пропылесосить гостиную, полить цветы на окне и навести относительный порядок на книжном стеллаже и полке с газетами, прежде чем, наконец, раздался звонок. В дверь не только звонили, но и стучали — явно пришел кто-то нетерпеливый.

Открыв, Блумквист по-настоящему растрогался. Перед ним стояла совершенно окоченевшая Эрика. Она дрожала, как осиновый лист, причем не только из-за погоды. Ее одежда тоже внесла в общий вид свою лепту. У нее даже шапки на голове не было. От утренней идеальной прически не осталось и следа, а на правой щеке появилось нечто новое, похожее на царапину.

— Рикки, что с тобой? — спросил он.

— Отморозила свою красивую попку. Не удалось поймать такси.

— А что у тебя на щеке?

— Поскользнулась. Думаю, раза три.

Блумквист посмотрел на ее бордовые итальянские сапоги на высоких каблуках.

— Да у тебя же идеальные башмаки для глубокого снега!

— Совершенно идеальные. Не говоря уже о том, что я утром решила не надевать кальсоны… Гениально!

— Заходи, я тебя согрею.

Эрика упала к нему в объятия, задрожав еще сильнее, и он крепко прижал ее к себе.

— Прости, — снова сказала она.

— За что?

— За все. За «Сернер». Я была идиоткой.

— Не преувеличивай, Рикки.

Он смахнул снежинки с ее волос и лба и осторожно рассмотрел рану на щеке.

— Нет, нет, я должна рассказать, — проговорила Эрика.

— Только сперва я сниму с тебя одежду и усажу тебя в горячую ванну. Хочешь, еще дам бокал красного?

Она захотела — и потом долго сидела в ванне с бокалом, в который Микаэль дважды или трижды доливал. Блумквист сидел рядом с нею на унитазе, слушая ее рассказ, и, невзирая на отнюдь не добрые новости, их разговор носил примирительный характер, словно они прорвались сквозь стену, которую в последнее время между собой воздвигли.

— Я знаю, ты с самого начала считал, что я поступаю как идиотка, — говорила Эрика. — Нет, не протестуй, я тебя слишком хорошо знаю. Но ты должен понять, что мы с Кристером и Малин не видели другого выхода. Мы взяли к себе Эмиля и Софи, чуть ли не самых популярных репортеров, и так этим гордились… Для нас это было невероятно престижно. Это показывало, что мы набираем силу. И о нас действительно снова пошла хорошая молва, появились положительные статьи в «Резюме» и «Дагенс медиа» [32] «Резюме» — шведский журнал, посвященный медийным и маркетинговым коммуникациям; «Дагенс медиа» — шведская газета и интернет-сайт, посвященные рекламному бизнесу и СМИ. . Прямо как в старые времена. Честно говоря, лично для меня большое значение имело то, что я пообещала и Софи, и Эмилю, что в нашем журнале они смогут чувствовать себя уверенно. Сказала, что у нас стабильное финансовое положение. У нас за спиною Харриет Вангер. У нас будут деньги на глубокие, потрясающие репортажи. Да, как ты понимаешь, я сама в это действительно верила. А потом…

— А потом небо слегка рухнуло.

— Именно, и дело ведь было не только в газетно-журнальном кризисе и крахе рекламного рынка. Еще целый клубок противоречий в Вангер-концерне. Не знаю, до конца ли ты понимал, какая каша там заварилась. Временами я рассматриваю это почти как государственный переворот. Все старые темные силы семьи — и мужчины, и женщины, ты ведь их знаешь, как никто, — все старые расисты и ретрограды объединились и вонзили Харриет в спину нож. Мне никогда не забыть ее звонок. Я раздавлена, сказала она. Уничтожена. Прежде всего, их, конечно, разозлили ее попытки обновить и модернизировать концерн, ну и, естественно, ее решение избрать в правление Давида Гольдмана, сына раввина Виктора Гольдмана. Мы тоже сыграли свою роль, как ты знаешь, — Андрей как раз написал статью о стокгольмских нищих, которая казалась нам его лучшей работой и повсюду цитировалась, даже за границей. Но люди из концерна…