Дмитрий Сафонов - Эпидемия

— Возможны варианты, — сухо ответил тот.

— Заманчивая перспектива! Ну что же, я считаю, это достойная плата за труды. Возлюбленное Отечество никогда не забывает своих верных сынов!

— Я не могу настаивать. Вы вправе отказаться.

— Ну почему же? Мне интересно. Такой шанс выпадает ученому раз в жизни.

Мужчина пристально посмотрел на Кашинцева, желая понять, шутит он или нет. Но на этот раз Игорь был серьезен.

— Я согласен. Подпишу все, что скажете. Вы только… Кстати, как мне к вам обращаться? — перебил он себя.

— Валерий Алексеевич, — мужчина протянул узкую, но очень сильную руку.

Они обменялись крепким рукопожатием. Затем Кашинцев подошел к машине и сел на заднее сиденье. Распорядитель устроился на переднем.

— Валерий Алексеевич!

— Да?

— Ответьте, пожалуйста, на один мой вопрос, а то, боюсь, я умру от любопытства прежде, чем доеду.

— Какой?

— Скажите, а кто разработал этот вирус? Кто его изобрел?

Распорядитель несколько секунд колебался. Затем спросил:

— Это поможет вашей работе?

— Ну-у-у… Надеюсь, что да. У каждого мастера — свой почерк. Я думаю, мне было бы легче ориентироваться…

— Ильин. Валентин Алексеевич.

Кашинцев застыл, открыв рот. Его реакция подействовала и на распорядителя. Второй раз за сегодняшнюю ночь он понял, что недооценивает серьезность ситуации.

— В чем дело? — с беспокойством спросил Валерий Алексеевич. — Это что-то меняет?

Кашинцев медленно закрыл рот, беззвучно пожевал губами, открыл рот, чтобы что-то сказать, и снова его закрыл.

— Вы его знали?

— Ильин… — проговорил Кашинцев. — Он закончил Академию на четыре года раньше меня. Знаете, он был самым умным у нас. Мог свободно запоминать по несколько страниц любого текста, целые колонки цифр, читал на четырех языках… Говорить не умел — произношение было ужасным, но читал блестяще. А еще он обыгрывал всех в шахматы. Причем вслепую. Ага…

— Что? Хотите сказать, положение безнадежно?

— Ну почему же? Был один человек, который иногда обыгрывал его. Тоже вслепую.

Распорядитель нервно рассмеялся.

— Может, надо было обратиться к нему?

— Конечно, надо, — согласился Кашинцев. — Но Вы попали как раз по адресу, — и он принялся что-то насвистывать, явно любуясь собой.

Некоторое время они ехали молча, потом Кашинцев громко хлопнул и нетерпеливо потер руки.

— Ну? Скоро мы будем на месте? Эх! Ильин! Задам я тебе…

Валерий Алексеевич повернулся к нему и ехидно улыбнулся.

— Как насчет девочек? — сказал он, показывая на стайку проституток, стоявших на тротуаре. — Захватим с собой парочку?

Мгновение — и машина промчалась мимо, оставив путан далеко позади. Кашинцев даже не обернулся.

— Да ну их! Похоже, у нас будет занятие повеселее!

Сон был беспокойным, отрывочным и при этом очень вязким. Он никак не хотел ее отпускать. Поэтому, когда в семь утра прозвенел будильник, Алена Муратова даже обрадовалась его надтреснутому звону.

Не открывая глаза, она стала шарить по тумбочке, пытаясь нащупать большую круглую кнопку.

Пальцы почувствовали знакомую дрожь, и тембр звука изменился. Алена выключила будильник и сунула руку обратно под теплое одеяло.

Из этого состояния было только два выхода: либо еще повалиться на кровать, либо решительным рывком откинуть одеяло и опустить ноги на пол. Более заманчивым Алене представлялось первое: бредовый сон, прерванный вторжением реальности, мгновенно забылся, и девушка надеялась на то, что продолжение будет интереснее.

Второй выход требовал заметного усилия над собой, а перспектива ступить голыми пятками на холодный паркет выглядела просто ужасной, но, увы, пора было вставать.

«Надо купить какой-нибудь коврик, — промелькнула привычная мысль, пока Алена нащупывала кончиками пальцев комнатную твердь. — Миленький такой половичок».

Она сидела на кровати и полусонным сознанием делала первые заметки на будущее: съездить в ИКЕЮ. Не обязательно сегодня… Как-нибудь на днях. Может, в выходные. Если получится, то раньше, а если не получится… Продолжая размышлять, Алена открыла глаза. Растрепанная постель. Плюшевый медведь средних размеров… Неопределенное животное («кошкопес», как она его называла), также из плюша, пытавшееся взобраться ночью на медведя… «Ну, или как там у них все это происходит, не знаю…» — с горькой иронией подумала она.

С горькой иронией — потому что у нее это происходило немного не так, как хотелось бы. Возможно (и даже — скорее всего) — так, как хотелось бы ему, но совсем не так, как хотелось бы ей.