— А где был бы сейчас фон Хольден, если бы я не сделал этого? — парировал Осборн.
Реммер промолчал.
— А что теперь происходит? — спросил Осборн.
— Я не могу ответить. Это не в моей компетенции. Это дела Маквея.
«Это дела Маквея». Слова Реммера не выходили у Осборна из головы. Какова будет расплата за все, что он натворил? Мало того что он стащил у полицейского удостоверение и револьвер — он воспользовался ими, чтобы пересечь государственную границу! Его могут судить сначала в Лос-Анджелесе, а потом передать дело в суды Германии или Франции. Возможно, вмешается и Интерпол. А может быть — не приведи Господь! — все это цветочки по сравнению с обвинением в попытке убийства Альберта Мерримэна. Ведь и скрываясь во Франции, Мерримэн оставался американским гражданином. Такие вещи Маквей не забывает.
Близилось Рождество, а от Маквея по-прежнему не было ни слуху ни духу. Осборн вздрагивал всякий раз при виде полицейской машины. Его терзал страх и непреодолимое чувство вины. Можно, конечно, нанять адвоката и подготовить защиту, но вдруг Маквей не возбудит дела? В конце концов Осборн отогнал эти мысли. Три вечера в неделю он проводил в отделении интенсивной терапии — разрабатывал ногу. Уже через месяц он сможет отбросить костыли, а еще через два перестанет хромать. Он был жив и благодарил Бога за это.
Со временем затягивались и более глубокие раны. В таинственной гибели его отца многое прояснилось, хотя главное — за что и почему? — по-прежнему оставалось загадкой. Ответ фон Хольдена: "Fur «Ubermorgen» — "За «Послезавтра»! — казался полной бессмыслицей, если вообще все, что произошло на Юнгфрау, не померещилось Осборну.
Ради будущего, ради Веры, ради своего психического равновесия он должен, не колеблясь, оставить все это в прошлом — и Мерримэна, и Шолла, и фон Хольдена; и даже — собравшись с силами — воспоминание об убийстве отца.
* * *
За день до приезда Веры, в полдень, Осборну позвонил Маквей.
— Я хочу вам кое-что показать. Вы можете приехать?
— Куда?
— В управление полиции. — Маквей говорил спокойно, буднично, словно они расстались с Осборном вчера.
— Когда?
— Через час.
Господи! Что ему нужно? Пот выступил на лбу у Осборна.
— Приеду, — ответил он и положил трубку. Рука дрожала.
От Санта-Моники до управления было двадцать пять минут. Стояла жара, и над городом висел смог. Осборн был до смерти перепуган.
Маквей встретил его у входа. Они поздоровались, но без рукопожатия. Кабина лифта была переполнена. Осборн, опираясь на костыли, смотрел в пол. Маквей молчал.
— Как ваша нога? — наконец спросил он, когда они вышли из лифта и двинулись по коридору.
Ожоги на лице Маквея затягивались, он выглядел посвежевшим, и на щеках его даже был румянец, словно он только что вернулся с площадки для гольфа.
— Спасибо, уже лучше. А вы прекрасно выглядите, — сказал Осборн, стараясь придать голосу непринужденность и дружелюбие.
— Да, неплохо для старика, — хмуро ответил Маквей, ведя Осборна по лабиринту коридоров. Кругом мелькали лица — усталые, взволнованные, сердитые.
Маквей толкнул дверь в конце коридора, и они оказались в комнате, разделенной надвое проволочной сеткой. Внутри были двое полицейских и ряды полок с запечатанными пластиковыми пакетами, в которых хранились вещественные доказательства. Маквей расписался в каком-то журнале и получил пакет. Они пересекли коридор и вошли в пустую комнату Дежурной бригады. Маквей закрыл дверь, и они остались одни.
Осборна разбирало любопытство. Он хотел немедленно узнать, что задумал Маквей.
— Зачем вы вызвали меня?
Маквей подошел к окну и опустил жалюзи.
— Вы смотрели утром телевизор? Вьетнамская семья, в долине...
— Да... кажется, — рассеянно ответил Осборн. Он что-то слышал, когда брился. Убита целая семья вьетнамцев, жившая в фешенебельном районе в долине Сан-Фернандо, — родители, дети, старики...
— Я веду это дело и тороплюсь на вскрытие, поэтому буду краток. — Маквей вскрыл пластиковый пакет и вынул видеокассету. — Эта запись существует только в двух экземплярах. То, что вы видите, — оригинал; копия у Реммера, в Бад-Годесберге. ФБР требовало эту кассету вчера; я сказал им, что они получат ее завтра. Именно из-за нее Салеттл посылал нас к Джоанне Марш. Он вручил ей ключ от коробки, спрятанной в специальной собачьей клетке; в Швейцарии фон Хольден подарил Джоанне щенка, которого она отправила самолетом в Лос-Анджелес. В коробке оказался второй ключ — от сейфа в одном из банков на Беверли-Хиллз. А в сейфе была эта кассета. — Маквей вставил кассету в видеомагнитофон.
Читать дальше