Елена Корджева - Рукопись из тайной комнаты. Книга первая

– И то верно, садитесь, молодой человек, – отец широко, по-хозяйски обвёл рукой кухню, где вокруг большого стола вольготно расположились большая лавка со спинкой и табуретки, и снова обернулся к Густе:

– Да как и сказать-то. Ну, пожалуй, что и случилось.

Густа, и так изрядно переволновавшаяся, почувствовала, как гулко забухало сердце.

– Да нет, ничего такого, что поправить нельзя, не произошло, – поспешил успокоить отец. – Сама чай не маленькая, видишь, лето какое стоит – ни одного дождя. Сгорело всё, что весной посеяли, ни хлеба, ничего. Петьку жалко, старался парень очень, – покачал он головой, переживая за зятя. – Ну, слава Богу, у меня пока сила в руках есть, да и мастерство не пропил – запас какой-никакой имеется. Но признаюсь, дочка, мы тут с матерью, тебя не спросясь, в твою кубышку с приданым залезли. Но ты не думай, мы вернём. Через год вернём сполна!

Выяснилось, что случилась не только засуха.

Как раз летом Марта понесла. И к весне ожидался ребёночек. А раз так, то засуха там или нет, но коров сохранить нужно было во что бы то ни стало: неизвестно, как там будет у Марты с молоком, а корова – это всегда надёжно.

Вот и решено было сейчас, пока возможно, закупить сена, чтобы на всю зиму скотине хватило. А сена-то по случаю засухи – не густо, пришлось за него круглую сумму выложить, вот для чего в кубышку-то полезли.

– Но ты не думай, дочка, Петька – парень честный. Раз для его ребёночка стараемся, так он и заработает. Уже на корабль записался, через неделю в море уйдёт – в Америку. А вернётся с денежкой, так её обратно в кубышку и положим. Ты не в обиде, дочка?

Ну как можно было обижаться на это? У Густы отлегло от сердца, действительно, ничего непоправимого не случилось. Да и деньги эти, что родители складывали на «приданое», совсем не занимали места в голове.

– А где же Марта-то? И Кристап, и Петерис? – Густа с облегчением перевела дух и осмотрелась, – что-то не видно их.

– А потому и не видно, что они в город ушли. Петька решил перед отъездом Марту порадовать, договорился семейное фото сделать. Вот они нарядились и пошли фотографироваться. А Кристап с ними увязался, интересно же пацану. Мы-то с матерью только обрадовались, что нет никого, наконец-то вдвоём останемся, а тут и ты пришла, да не одна, а с кавалером.

Папа засмеялся, а Густа покраснела. Мама же, стоявшая у плиты, немедленно подхватила полотенце и шутливо замахнулась на мужа:

– Ах ты, охальник! Вот лишь бы пошутить!

Конечно, никакое полотенце никуда не достало, папа только усмехнулся, с удовольствием глядя на раскрасневшуюся жену.

– А отчего же не пошутить, если дочка в гости пришла. И ведь с кавалером, я угадал? – и папа прямо, по-мужски посмотрел на Георга.

Густа замерла.

Но Георг, нимало не смутившись, выдержал взгляд и, кивнув, подтвердил догадку:

– Именно так, господин Лиепа, с кавалером. И я, Георг фон Дистелрой, – он поднялся и слегка поклонился, – прошу у вас руки вашей дочери.

Густа сидела ни жива ни мертва. Сердце стучало так, что, казалось, заглушало всё вокруг. Как в тумане видела она маму, которая, уронив полотенце и всплеснув руками, присела рядом с отцом на скамью.

Папа, правда, особого волнения не проявил:

– Руки, говоришь… – задумчиво протянул он.

Густа отметила этот внезапный переход на «ты». «Значит, папа готов принять Георга за своего», – промелькнуло в голове, и сердце перестало биться так, словно стучит копытом. Вежливым обращением «Вы» считал только тот, кто не знал традиций. «Вы» было вежливо, но сразу же обозначало дистанцию, которую будут соблюдать стороны учтивой беседы. «Ты» означало, что гость принят на более близкую дистанцию.

«А вдруг Георг не поймёт, – Густа снова испугалась, – он же не знает традиций! Если он не поддержит это «ты», то второго случая не будет».

Зная, как непросто бывает наладить то, что не сложилось сразу и быстро, она про себя пробормотала молитву Богородице, чтобы Георг понял, что означает это папино «ты».

Однако то ли помогла молитва, то ли Георг догадался сам, но обращение было принято:

– Именно так. Ты, Лиепа, меня правильно понял. Я люблю Густу и хочу на ней жениться.

Отец снова оценивающе глянул на мужчину, сидевшего перед ним:

– Фон Дистелрой, говоришь?

«Надо же, папа, оказывается, и имя с первого раза запомнил. И пока про семейные дела рассказывал, в голове держал», – подумала Густа и вся превратилась в слух.

– Ишь, скорый какой! Чай, не поезд. А расскажи-ка ты о себе, фон Дистелрой. Кто ты таков, чем занимаешься, чем славен. А то неизвестно, отдавать тебе дочку, или нет.