Максим Шаттам - Хищники

Энн перевела дыхание и заключила:

— Для нас, выросших при свете дня, убийство — это мерзкое действие, от которого нас удерживают наши страхи, табу и запреты. Для того, чью личность формировали подземные извивы, убийство — это высший акт самовыражения, средство обнаружить лучик света в своих потемках. Для такого человека убийство становится единственным средством выражения собственной страсти, а значит, убивая, он испытывает эмоции, удовольствие.

Фревен понял, что она зашла очень далеко в своих разъяснениях. Это результат долгих размышлений. А кроме того, тайна соткала свой покров и вокруг самой Энн Доусон. Кто же она на самом деле? — то и дело спрашивал себя Фревен.

— Очень хорошо, — сказал он. — Если подвести итог, то можно сказать, что мы имеем дело с человеком, у которого, в отличие от нас, другие ценности, который выражает их не так, как мы, а по-другому.

— Да, для него убийство — почти жизненная необходимость, особенно с тех пор, как он начал убивать. Если он сделал это два раза, точнее, очень быстро повторил свое преступное деяние, то, я думаю, он вошел во вкус. Он торопился совершить второе убийство, потому что ему понравилось и он хотел убедиться, что это действительно… хорошо, потому что каждое убийство становится сенсацией.

— Эта теория предвещает худшее развитие событий, — в сердцах произнес Донован.

— Если он во второй раз получил такое же удовольствие, как в первый, тогда да, мы движемся к катастрофе. Если, наоборот, он разочарован, я боюсь, что он будет убивать снова, но после некоторой передышки, чтобы продумать, выявить то, что им было сделано не так.

— А если и в третий раз он не будет удовлетворен? — проговорил Маттерс с живым любопытством.

— Я не знаю, — призналась Энн. — Он остановится, чтобы поискать другой способ самовыражения. Или даже… Он будет убивать еще и еще, все с большей жестокостью, высвобождая свою ярость, поскольку не нашел удовольствия в других преступлениях.

— Но почему он, убивая, получает удовольствие? — сказал Монро, которому никак не удавалось вникнуть в эту идею.

— Потому что он наконец нашел подходящий для него способ самовыражения. Потому что после этого момента долгое время его обуревают фантастические видения, фантазмы. Это сравнимо с тем, что переживает юноша после первого сексуального опыта. Он совершенно не владеет собой, настолько его переполняют эмоции, он подчинен удовольствию, о котором так долго мечтал, но которое слишком быстро закончилось. Поэтому он хочет повторения, еще и еще, хочет вновь испытать это удовольствие.

— Но почему его мечтой было убивать?

Энн пожала плечами:

— Я не знаю точно, это зависит от характера человека, форм его воспитания, перенесенных им психологических травм. Личность, подавленная родителями, сексуальное насилие в раннем детстве… есть много объяснений на этот счет. Как бы то ни было, он рос и развивался в неблагоприятной среде, он испытывал много страданий, он сам создал тайники своей души, что привело его к особому удовлетворению своих потребностей, так как он получал мало радости от других. Кто знает? А может быть, он был козлом отпущения у своих товарищей… Не имеет значения. Важно то, что в настоящее время он раскрепощается посредством уничтожении других, получая от этого удовольствие. Ненависть — основной движитель его поступков, в то время как у большинства людей это любовь или та или иная форма сопереживания, что совершенно недоступно ему. Все замкнулось на нем самом.

Фревен заметил, с каким вниманием все слушали ее удивительное сообщение.

— Могу я спросить, откуда вы это знаете? — спросил он.

Энн немного смутилась:

— Я… я очень много читаю на эту тему.

— Вы… читаете? Вы странная медсестра, мисс Доусон.

Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Он пытался понять, что она скрывала и что знала.

— А как этот тип ведет себя в обычной жизни? — поинтересовался Маттерс.

Фревен опустил глаза, чтобы Энн смогла ответить.

— Ну… Он, я боюсь, не должен сильно отличаться от других солдат. Он хитрый, он знает, что не следует демонстрировать свое отличие от других. И воинская жизнь ему очень подходит. Надо уважать дисциплину, соблюдать иерархию, думаю, что он к этому приспособился лучше многих других. Он несет службу, создав вокруг себя некий панцирь, который служит ему маской. И военная дисциплина должна помогать ему скрывать свое истинное лицо. Жизнь в коллективе не представляет для него непреодолимых преград, ему достаточно приноровиться к критериям доброго товарищества и того, чтобы ему не докучали. Тем не менее я думаю, что он может чувствовать себя полностью раскованно. Но этот человек держится все-таки чуть в стороне от коллектива, он один из самых нелюдимых. Его характер слишком отличается от других, чтобы он смог все время жить вместе с другими.