Максим Шаттам - Хищники

Она продолжала, выкладывая все как есть, рухнула фальшивая стена безразличия.

— Вы знаете, что самое худшее? Я готова все вам рассказать. Но вы включите меня в ваше расследование. До самого конца. Вне зависимости от обстоятельств. Я буду участвовать в допросах преступника. Без всяких ограничений.

Фревен колебался. Он знал, что Энн способна полностью вникнуть в дело и находить разумное зерно в его рассуждениях. Им бы очень нужна сила ее интеллекта. И как можно быстрей. Итак, она будет вместе с ними, даже если она права насчет своего отстранения. Он предчувствовал, что убийца способен добраться сюда и уничтожить ее, если Энн не обеспечить должной защиты. Не лги себе. Ты знал, что она будет торговаться с тобой по этому поводу, из-за этого ты и приехал. Чтобы забрать ее с собой. Этого тебе не хватает. Тебе не хватает ее.

Обращаясь к Энн, он прятал глаза:

— Берите свои вещи, я договорюсь с вашим начальством. Мы придумаем, как оправдать перевод медсестры в подчинение ВП. Вы этого не делайте. Я буду ждать вас у въезда на базу. Дорога предстоит длинная.

— Я буду поддерживать разговор.

И в избытке гордыни она посчитала необходимым добавить, с некоторым оттенком недоверия:

— Не беспокойтесь, на этот раз вам не придется заниматься со мной любовью, чтобы удерживать меня при себе.

Внедорожник трясся по дороге, состоящей из грязи и снега. Уже больше часа по обеим сторонам дороги тянулись нескончаемые ряды деревьев.

— Как там ваши люди? — поинтересовалась Энн.

— Очень устали. Им осточертело питаться сухим пайком, ходить грязными, спать в холоде и сырости, быть постоянно в напряжении. Хотя я предполагаю, что все это не идет ни в какое сравнение с положением тех, кто каждый день находится на передовой. Они понимают это и не жалуются.

На самом деле Фревен знал, что подчиненные страдали, но не признавались. Смерть Ларссона и Конрада, после гибели Клаувица, Форрела и Бейкера, усугубила страх в их душах и подорвала моральный дух.

У всех были потерянные лица. Самый молодой из них, Маттерс, наиболее уязвимый из всех, старался не показывать своего уныния. Донован, который находился в команде всего семь месяцев, начал постепенно втягиваться, он обладал собственными методами, показал себя довольно эффективным, способным все делать хорошо. И наконец Монро, которого Фревен давно раскусил: тот, опустив голову, бросался вперед, чтобы справиться со своей солдатской тоской. Все они собрались вместе, хорошо дополняя друг друга, мучились сомнениями, каждый с убежденностью исправлял оплошности другого. Поэтому они образовали спаянную группу. Раненые люди, отделенные от других войной, под его началом создали здесь свою семью. Семью, которую теперь разрушал один человек.

Энн молчала. Хотя с момента отъезда большую часть пути они разговаривали.

— Вы никогда не спрашивали обо мне, — наконец проговорила она.

— Я уверен, что вам уже известны связанные со мной слухи, — сказал он. — Если только для того, чтобы услышать в ответ глупости, что в этом толку? У меня мог быть доступ к вашему военному досье, и еще я предпочитаю, чтобы люди сами говорили непосредственно со мной.

— У вас все происходит по наитию, так ведь? Это как-то неразумно.

— Не совсем так… Я больше верю взглядам, жестам, интонациям, чем россказням и написанным рапортам, вот и все.

Они опять замолчали, слушая рокот мотора. И снова первой молчание нарушила Энн.

— Вот уже почти два года, когда это возможно, я слежу за всеми расследованиями, проводимыми ВП, — призналась она, не отводя глаз от дороги. — Будучи медсестрой, это не так трудно, всегда можно улучить момент, достаточно быть внимательной. И… я просила некоторых моих коллег предупредить меня, как только высадится ВП. Вы представляете себе, какую репутацию я заработала себе этим…

Фревен оставался бесстрастным, сосредоточившись на ведении машины.

— Короче, — прибавила она, — так в ту ночь я оказалась с вами и отправилась осматривать тело на «Чайке».

Энн вытащила из своего вещмешка пальто, завернулась в него, а затем продолжила:

— Это как раз то, что вас интригует, вы хотите узнать, почему, не так ли? Почему медсестра до такой степени интересуется убийством, почему она с такой легкостью вникает в расследование, почему она так хорошо знает душу преступника?

У нее вырвался сухой нервный смех.

— А если я скажу вам, что это во мне с самого детства, вы мне поверите? Конечно, я это поняла в течение последних двух лет, однако это уже было во мне, когда потребовалось это использовать.