Майнет Уолтерс - Эхо

— У тебя нет никаких предположений, где он мог быть все это время?

Терри отрицательно покачал головой:

— Том даже подумал, что он уезжал из города, потому что его никто не видел и не слышал.

— Почему, как ты полагаешь?

И снова только неопределенное пожатие плечами.

— Чем он занимался в последние дни перед тем, как исчезнуть?

— Напивался и бушевал, как всегда.

— Что-нибудь необычное в его поведении не появлялось?

— Как, например?

— Сам не знаю, — вздохнул Дикон. — Но ведь что-то должно было подтолкнуть его и заставить исчезнуть на четыре недели. — Он сплел пальцы рук и пошевелил ими. — Давай поговорим. Он в тот день ходил попрошайничать? С кем он разговаривал? Виделся ли с кем-нибудь? Может быть, занимался чем-то необычным? Он что-нибудь сказал тебе перед самым уходом? И когда ты его видел в последний раз? Утром? Вечером? Постарайся вспомнить, Терри. Это очень важно.

— Единственное, что из необычного приходит на ум, — вдруг припомнил Терри, долгое время сверля Дикона сосредоточенным взглядом, — это то, что Билли был очень возбужден в тот день. Он прочитал какую-то статью в газете, которую достал из мусорного ящика, и всерьез разволновался. Обычно он их только просматривал, изучал заголовки и отбрасывал в сторону. А тут прочитал чуть ли не целую страницу, и потом его начала мучить головная боль. Весь день он находился в отвратном настроении, потом выхлестал целую бутылку «Смирнофф» и отключился. Наутро его уже не было, и с тех пор мы его не видели.

Терри долго напрягал память, и потом высказал свое предположение. Выяснилось, что Билли покинул склад на неделе, начинавшейся с пятнадцатого мая. Вытянув из парня эту информацию, Дикон чуть ли не силой затолкал его в машину, и они отправились в редакцию «Стрит». Всю дорогу Терри ныл, постоянно напоминая Майклу, что на вечер они планировали посещение пивнушек и клубов, а просматривать старые газеты он не нанимался… Беда Дикона заключалась в том, что он успел забыть свою молодость и то, как хорошо бывает вечером расслабиться, забыв о работе… Его ненавистное отношение к Рождеству вовсе не должно было означать, что находящиеся рядом с ним люди должны страдать…

— ХВАТИТ! — рявкнул измученный нытьем Терри Майкл, когда машина подъезжала к Холборну. — Это же быстро. Заткнись, ради Бога! Сначала дело, а потом обязательно пойдем в пивную!

— Я согласен, но только если ты мне расскажешь историю своей матери, как обещал.

— Скажи, Терри, слова «молчать» и «тишина» в твой лексикон входят?

— Конечно, но ты говорил, что после обязательно доскажешь про то, почему ты не дал матери возможность самой отговорить отца от самоубийства.

— Тут все достаточно просто, — горько усмехнулся Дикон. — Она не разговаривала с ним в течение двух лет, и трудно было поверить, что мать переборола бы себя именно в ту ночь.

— Разве они жили не в одном доме?

— В одном. Правда, каждый в своем конце. Она ухаживала за ним, прибиралась в комнатах, готовила еду, стирала, и просто никогда не разговаривала с отцом, вот и все.

— Маразм какой-то, — непонимающе отозвался Терри.

— Она могла бы развестись с ним, и тогда бы ему пришлось самому о себе заботиться, — заметил Дикон. — Она даже могла настоять на том, чтобы его поместили в больницу, если бы специально задалась такой целью. Двадцать лет назад этого можно было добиться гораздо проще, чем сейчас. — Он бросил быстрый взгляд на подростка. — С отцом было невозможно общаться, Терри. Он мог сегодня быть очаровательным и веселым, а назавтра становился жестоким и эгоистичным. Если что-то шло не так, как он задумал, отец сразу же впадал в ярость. Особенно тяжело нам приходилось в те дни, когда у него начинались запои. Он не мог удержаться ни на одной работе, не понимал, что такое ответственность, но постоянно подмечал чужие ошибки и жаловался. Бедная мать двадцать три года безуспешно сражалась с ним, а потом все же нашла выход и просто замолчала. — Он оглянулся на Фаррингдон-стрит. — Надо было ей раньше до этого додуматься. Ведь как только в доме наступила тишина, ссоры прекратились, и обстановка стала относительно спокойной.

— Как же так получилось, что у него остался большой капитал, если он не работал?

— Он унаследовал его от своего отца. Тому просто повезло: его участок занимал территорию, по которой правительство решило проложить магистраль М-1. Вот мой дед и сделал на этом состояние, завещав его своему единственному сыну вместе с чудесным фермерским домом. Там, где кончается сад, начинается шестиполосная магистраль.