Виктор Пронин - Будет немножко больно

– А если он тебя накроет?

– Чего мне бояться? Самое страшное позади. – Андрей усмехнулся невесело, запустил пальцы в ее светло-рыжие волосы. – Я даже знаю как. И ты мне поможешь.

– Слушай, я боюсь!

– Ты будешь делать только то, что умеешь. И ничего больше.

– А что я умею? – Во влажных сумерках вечера ее глаза сверкнули любопытством. – Ну, отвечай! – потребовала она, заметив, что он колеблется.

– Целоваться.

– И это все?

– Думаешь, это мало? Да это сила, которая движет миром! Светка! Ты себя недооцениваешь! Если ты перестанешь меня целовать… Если ты не перестанешь меня целовать, я их всех в порошок сотру! Всех!

– Хорошо… Считай, что их уже нет. Один порошок остался. Теперь скажи – что ты задумал?

– Шиш с маслом! Ничего не скажу! Только в последний момент. А то будешь думать, переживать, маяться… Не надо. Потом. А сейчас… – Он вскочил, обежал вокруг небольшого стола, накрытого старой льняной шторой, и, взяв Свету на руки, отнес в угол, где стояла большая деревянная кровать с необъятной периной и множеством подушек. – Света, послушай, что я тебе скажу… Я тебе такое скажу, такое скажу, что просто обалдеешь! Их всех не существует! Их нет. Это мы их придумали, потому что пошел дождь, потому что небо затянуло тучами, скрылось солнце и мы не смогли пойти за грибами, поняла? Дура, ты дура! Они нам придумались только потому, что у нас плохое настроение. А будет хорошее настроение, и мы придумаем других людей – веселых, щедрых! Придумаем другой город, море придумаем, пляж и киоск с мороженым! А вот сию секунду, прямо не сходя с места, я придумаю рыжие твои волосы, руки, губы, которыми ты собиралась меня целовать, и все остальное, о чем я даже подумать боюсь, но все-таки думаю, каждый день думаю и каждую минуту! Но для всего этого придется сделать одну вещь, – проговорил он с неожиданной грустью.

– Какую? – Она в полумраке попыталась рассмотреть его лицо.

– Слушай, на тебе столько всего понадето, столько понапялено… Как ты только передвигаешься?

– Несчастный! Думаешь, на тебе меньше?! Да ты же весь в ремнях, в железных пуговицах, кнопках, «молниях»!

– Рокер потому что, – серьезно ответил Андрей. – Положено.

– Сейчас я покажу, что положено, а что не положено… Знаем мы вашего брата рокера, – и Света сосредоточенно принялась расстегивать на его рубашке одну пуговицу за другой. – Сам чего без дела лежишь? Видишь, не могу до своей «молнии» дотянуться…

– Слышишь, как дождь шумит?

– Это не дождь… Это ш-шепот хорош-шенькой рыж-женькой девуш-шки, – прошептала Света на ухо Андрею.

«Мерседес» мягко вполз в распахнутые ворота и остановился посредине двора. Андрей с Махначом перебирали мотор, Феклисов, покряхтывая, зачищал жигулевское крыло перед покраской, Подгайцев, поглядывая на них из окна конторки, трепался по телефону, получая от этого какое-то больное наслаждение. Он полулежал на кушетке, закинув ногу на ногу, в руке дымилась сигаретка, говорил медленно, с придыханиями. Его узко поставленные глазки время от времени закрывались, словно бы от сладкой истомы, а когда он открывал их, то с преувеличенным вниманием рассматривал носок стоптанной туфли, пепел, готовый вот-вот сорваться с сигареты, телефонный диск, который давно бы не мешало протереть.

– Кончай трепаться, – сказал Заварзин, входя. Он взял у Подгайцева трубку и положил ее на рычаги.

– Что ты сделал?! – вскричал Подгайцев. – Важный разговор, не видишь!

– Важные разговоры не ведут лежа. Важные разговоры не могут продолжаться больше минуты. Важные разговоры нельзя вести, засыпая и просыпаясь. Заткнись, Михей. Я пять минут стоял за дверью и слушал твой маразм. Впрочем, иногда он мне напоминал оргазм.

– Я говорил с женщиной, Саша!

– Стонать по телефону – это извращение. В постели стонать надо, даже если тебе этого и не хочется. А по телефону с женщиной можно обсуждать только три вопроса – где, когда и сколько. Где ты ее оседлаешь, когда это произойдет и сколько она за это запросит.

– С женщиной о деньгах, Саша, – это так пошло! – Подгайцев все еще обижался.

– Ты кретин, Михей! Разве я что-нибудь сказал о деньгах? Сколько – это количество алых роз, которые ты ей вручишь. Сколько бутылок шампанского вам понадобится на ночь. Сколько аметистов в ожерелье, которое ты для нее уже купил. Не спорь, Михей. Ты в этом слаб. В чем-то другом ты, возможно, сильнее, но здесь… Собирай своих охламонов, буду зарплату выдавать.

– Это другое дело! Так бы и сказал! – Подгайцев так шустро мотанулся по коридору, что его длинные волосы некоторое время развевались, не успевая упасть на плечи. – Орлы! – заорал Подгайцев во дворе. – Кончай работу! Начальство деньги выдавать будет!