Лили Вайт: Серийный убийца

Прочитав статью, я сложил газету дважды пополам, а затем убедился, что края совпадают в одну линию. Положив ее на свою прикроватную тумбочку, я схватил пушистую, сбитую подушку, прижал ее к лицу и заорал:

— Бляяяяяяяяяяядь!

Закончив кричать, я осознал, что выпустил немного накопившейся внутри тревоги, потому положил подушку на место; от влажных очертаний рта и моей слюны на ней осталось заметное мокрое пятно.

Я опустил ноги на пол с одной стороны кровати и какое-то время сидел так абсолютно неподвижно.

Я знал, что мне придется встретиться с отцом, взглянуть ему в лицо и вынести его гнев.

Я больше не был ребенком и не боялся его, он ничего не мог мне сделать. Он больше не мог раздеть меня перед домиком для персонала и избивать так, чтоб мои раны не заживали несколько дней.

Мне больше не пришлось бы спать на животе, пока девушка филиппинка прокрадывалась в мою комнату, чтобы обработать мои гноящиеся раны.

Хотя нужно отдать ей должное, она реально хорошо заботилась о моих увечьях, в конце концов, не осталось ни одного шрама. Я так и не узнал, что за мазь она наносила на мои следы от ударов плетью, но средство и правда было чудотворным.

Однако, зная, где были раны, я все еще мог прикоснуться к коже спины и ощутить под ней небольшое уплотнение ткани.

Не думаю, что Зверушка замечала это, когда вонзала ногти мне в спину.

Я рассеяно ухватился за свой член и начал его поглаживать, думая о ней, моей маленькой дерзкой девочке, вступившейся за меня, тогда как никто не сделал бы этого.

Я слышал, как она поет на кухне, слышал, как стучат и дребезжат тарелки и кухонное оборудование, и почувствовал небольшой прилив каких-то абсолютно новых чувств.

Не знаю, было ли это счастьем, но это точно было связано с моим твердым, как скала, членом и тем, что мне необходимо было трахнуть Зверушку.

Я встал и направился на кухню, поймал девушку сзади, задрал вверх ее халатик и погрузился в нее раньше, чем она смогла вымолвить хоть слово.

Моя рука зажимала ей рот, приглушая крики удовольствия девушки, пока я изливал в ее влагалище свое разочарование и тревоги. Я выпустил из себя весь негатив до последней капли; это позволило мне забыть о той нервной энергетике, что я ощутил, когда прочитал заголовок.

Мгновение я оставался внутри Зверушки, держа руку у нее на губах и наслаждаясь тишиной. Наполнившее меня спокойствие, кажись, ощутила и она, потому что не двигалась, не пыталась разговаривать или обернуться, чтобы взглянуть на меня.

Мой член обмяк, и я выскользнул из нее, отступил на шаг и шлепнул девушку по попке, говоря:

— Я собираюсь принять душ. Поем, когда закончу.

Она выпрямилась, поправила халатик и повернулась ко мне лицом.

— Без проблем, — сказала девушка, улыбаясь, и казалось, что эта улыбка несколько натянута. Что она скрывает что-то более потаенное, но спустя мгновение это выражение исчезло с ее лица, и девушка снова стала моей Зверушкой. — Я готовлю салат с тунцом, надеюсь, ты не против.

— Я люблю этот салат, — ответил я и наклонился, чтобы наградить ее поцелуем, — ты слишком ко мне добра.

Уходя, я почувствовал, как странное ощущение разлилось по всему моему телу.

Счастье. Уверен, что именно это я тогда и почувствовал.

Пока принимал душ, я насвистывал, смывая с себя соки ее киски и представляя, как погружусь в нее снова позже вечером.

Жизнь была хороша. Я не мог отрицать этого.

— Мистер Холлистер, — раздался голос Томаса, нарушая тишину моего кабинета. Казалось, он звонил сквозь миллионы миль посредством интеркома, хотя на самом деле был в нескольких шагах. — Здесь пришел ваш отец…

Его голос прервался, и я услышал шарканье ног у своей двери. Я повернулся и сел на стул, так как ранее стоял у окна, глядя на вид города у моих ног.

Я занял позицию, кричащую о моем безразличии, и не сменил ее, даже когда отец вломился в кабинет, подобно свирепому быку, отталкивая Томаса.

— Я просил тебя лишь об одной услуге, одной гребаной услуге, и ты проебал это! — заорал он. Томас съежился и вздрогнул за его спиной, я махнул ему рукой, чтобы тот вышел и закрыл за собой дверь.

Физически я был похож на отца, такой же как и он высокий, мускулистый, очень красивый мужчина, но на этом наше сходство заканчивалось.

Там, где он реагировал, выражая неистовую ярость, я научился держать все внутри себя, выражая свой протест маленькими, контролируемыми дозами.

Он был взрывом посреди селения, я же был более похож на травяной пожар в поле, преднамеренный и плодотворный, так как после пожара в поле вырастала новая зеленая растительность.