Александр Гринь - Неизведанная классика

Иногда в качестве классики время выберет открытие закономерности, выраженной в самой громоздкой форме. Кто, пример, читал всего Гегеля? Единицы. Открыватель законов диалектики слишком сложен в литературной форме. Мало, кто до конца способен внятно объяснить, например, закон перехода количества в качество в семантике немецкой классической философии. Но время выбрало Гегеля.

Однако, в качестве классики время может выбрать и в чистом виде форму, отличающуюся новизной. Совсем недавно, например, была изобретена литературная формула, способная «доставить» подобную диалектическую абстракцию Гегеля даже в мозг питекантропа.

«Вчера раков продавали по пять рублей, но – очень большие, а сегодня – по три, но очень маленькие!…» (М. Жванецкий)

Ф. М. Достоевский любил создавать весьма «громоздкие» литературные формы, А. П. Чехов, наоборот, стремился к максимально кратким психологически изящным литературным абстракциям.

Вот и все критерии. Для того, чтобы понять, станет ли твоё стихотворение классическим, достаточно дать себе отчёт, что и как этим сказано. Открыл ли ты что-то новое в человеке? Или ты нашёл слова сказать просто о чём то сложном и труднодоступном пониманию, используя нетривиальные образы. При этом понять сложное стало доступнее не 1%, а, скажем, уже 5% читателей.

Тут же возникает «болезненный» вопрос, а стоит ли тогда сочинять стихи, если есть сомнения в отсутствии в них новизны формы или содержания?

Отвечу так, – всегда стоит, только иногда публиковать не стоит. А, если есть хоть малейшая аргументированная надежда на существование какой-то новизны того или другого, тогда и публиковать стоит. Потому, что классику выбираете не вы и не художественные комиссии, иногда значительно отягощённые политикой и амбициями кастовой иерархии, а – время. Это – особая ипостась… Удачи!…

Согласно словарю, – «Пошлость – непристойность, скабрезность, безвкусная и безнравственная грубость. Пошлость – вульгарность, низкопробность в духовном, нравственном отношении. Пошлость – банальность, плоская шутка».

Набоков предполагал, что это – «поддельная культура».

И Чехов тоже с этим вопросом сражался.

А. Макаревич в опусе «Сам овца» интересно показал, что не всё так просто.

А вот ещё один образчик того, где мнения зрителей в оценке происходящего делятся ровно наполовину.

Раньше считалось, что на стихи Булата Окуджавы невозможно написать стихотворную пародию. В смысле, – настолько филигранная обработка, что ни одной «трещинки» не найти, к которой можно прицепиться.

Недавно довелось мне побывать на одном бардовском фестивале. Был там один поэт пародист, забыл я, к сожалению, как его зовут. Так он – умудрился придумать на такое:

«Виноградную косточку в тёплую землю зарооою…»

В его пародии сначала была зарифмована мысль, что, дескать, «виноград размножается чаще всего черенкааааами…» А в конце вместо «А иначе зачем на земле этой вечной живу», – было так «если так, – то тогда посажу лучше я фейхуа…»

Музыка заканчивается, все мило улыбаются, артист слегка раскланивается публике.

Вдруг потом неожиданно «фейхуёвую косточку в тёплую землю зароююююююю»… Народ от неожиданности падает со стульев.

Пошло? Хмм…

Дружинин писал, что трагедия Печорина в том, что он не умеет направлять свои способности «к благородной и симпатической цели; по гордости своей неспособный к труду и сознанию своей пустоты, он тягостно ворочается в кругу отношений, не представляющих ему ни радости, ни средств к добру, ни путей к усовершенствованию».

А Герцен писал, что Печорин и Онегин оба – «эгоисты», только Печорин – «эгоист действующий».

Из этих представлений великих критиков выросла «школьная программа по литературе» и вечная мода по преподаванию классики и «литературного наследия».

А, если просто почитать произведение и подумать ещё раз?

Роман написан почти мальчишкой чуть больше 20 лет возрастом. Что главное в этом периоде для каждого пацана? Психологически – это возраст, когда из глубины подсознательного вызревает силовое устремление к вершине социальной иерархии. Поэтому подростки склонны сбиваться в дворовые команды, курить и пить пиво, демонстрируя «волевой потенциал» и крутость в устремлении к популярности.

Всё это перемешивается с другой мощной социобиологической компонентой, – закреплёнными из детства и эпоса представлениями о чести, совести, честности, справедливости и т. п. Это очень сложная диалектика, на познание которой отважно устремился Лермонтов, освоив к тому времени литературное ремесло. И что же получилось?