Рейчел Уорд - Числа. Трилогия

— И как, перестал? Не снится больше?

— Не перестал.

Откидываюсь на спинку дивана — я как выжатый лимон. Будто разом навалились долгие месяцы недосыпа.

— Ты же с ног падаешь, — говорит Адам. — Пойду я.

Встает. Я тоже начинаю подниматься.

— Ладно, сиди, — говорит он. — Я сам дверь закрою… только можно, я еще когда-нибудь приду? Это ничего?

Падаю обратно: у меня не осталось ни капли сил. Я была уверена, что буду биться с ним, защищаться от демона из страшного сна. Но Винни оказался прав. Это просто мальчик, которому так же страшно и непонятно, как мне. Я ужасно устала и вправду хочу, чтобы он ушел.

А еще я тоже хочу, чтобы он вернулся.

— Ага, — говорю. — Приходи.

Тут он улыбается — немного криво: обожжен ная кожа загрубела. А здоровая щека у него такая гладкая-гладкая, что у меня все внутри тает. Он подходит ко мне и на секунду останавливается.

— Пока, Сара, — говорит он.

— Пока.

Не успевает он дойти до двери, как глаза у меня слипаются и я погружаюсь в глубокий сон без всяких сновидений.

Она закрывает глаза. Так она выглядит добрее, моложе. Лицо у нее бледное-бледное, прямо белое. Когда я прохожу мимо нее, она так близко, что я улавливаю ее мускусный аромат, и мне так хочется обнять ее, прижать к себе, зарыться лицом ей в волосы, надышаться ее запахом…

Останавливаюсь на пороге, гляжу на нее. Остаться бы здесь навсегда.

Откуда-то сверху доносится писк. Сара, наверное, тоже слышит его сквозь сон — она шевелит ся, но потом засыпает снова. Писк тонюсенький, как будто пищит котенок, какая-то зверюшка, но от него я сразу начинаю нервничать. На цыпочках прохожу мимо Сары. У лестницы смотрю наверх. Кажется, дома никого больше нет, только этот писк. Похоже, я понимаю, кто это плачет.

Не знаю, как быть, то ли пойти на писк, то ли сматываться. Наверное, любопытство побеждает, а может, не только любопытство. Этот дом, Сара — мне ведь было суждено их найти. Судьба сделала так, чтобы я здесь оказался именно сейчас. И услышал плач. Если я сейчас убегу, значит, все равно придется в другой раз возвращаться и разбираться. Осторожно поднимаюсь по голым ступеням. На первой площадке плач слышится по-прежнему сверху. Сердце колотится так, что вот-вот выскочит. Слышу, как входит и выходит воздух изо рта.

Поднимаюсь дальше, на верхний этаж. Писк слышится громче, отчаяннее. На площадку выходит четыре двери. Толкаю каждую по очереди и отступаю в сторону, как будто из-за двери в меня целится человек с ружьем. Сначала ванная — заплесневелые стены, из крана капает на ржавый потек в раковине. Потом спальня — все завалено шмотками, матрас прямо на полу, к стене прислонена гитара. Вторая спальня — старый диван вместо кровати и везде стопки книг, журналов и газет. Нигде никого.

Осталась последняя.

Дверь приоткрыта. Крик стал оглушительным, и это явно не зверюшка. Останавливаюсь. Мне туда нельзя. «Иди уж, — говорю я себе. — Теперь-то чего».

Толкаю дверь и стою. По сравнению с соседними комнатами здесь даже прибрано. В углу на полу матрас, аккуратно застеленный одеялом, а одежда, полотенца и постельное белье аккуратно сложены на полочках — кто-то старался, это сразу видно.

Рядом с матрасом прямо на полу стоит большой ящик от комода. С порога мне видно только две розовые ручки, которые машут в воздухе.

Подхожу, смотрю. Лицо у малышки все покраснело от плача. Глаза крепко зажмурены, рес ницы промокли от слез. Она машет руками и елозит ногами по пеленке — правой, левой, правой, левой.

Присаживаюсь рядом.

— Ну, и почему мы так вопим? — спрашиваю.

Вдруг руки и ноги у нее замирают, и она открывает глаза. Ярко-голубые. Как у ее мамы. И я вскрикиваю:

— Господи, пожалуйста, не надо так!

Ее число пронзает мне мозг, как пуля.

112027.

— Какого черта ты тут делаешь? Отойди от нее!

Он здесь, в моей комнате, стоит на коленях рядом с постелькой Мии. Значит, это он за ней приходил! А все эти истории про бедного маленького мальчика фигня! Он знал, что Мия здесь, и хотел до нее добраться!

Он оборачивается через плечо. Вид у него виноватый. Попался на месте преступления. И я вижу его лицо, ее лицо и понимаю: сон сбудется.

— Она плакала. Я пришел, думал, может, я…

— Отойди от нее!

Проталкиваюсь мимо него, пихаю его плечом, подхватываю Мию на руки. Уношу ее подальше, к дальней стене, и начинаю укачивать, чтобы успокоить, только поди успокой кого-нибудь, когда внутри все так и бурлит от злости.