Рейчел Уорд - Числа. Трилогия

— Я не хочу с ним сидеть.

— Или сядешь с ним, или пойдешь к директору.

А значит, позвонят домой. А значит, временно исключат из школы. Сара секунду обдумывает варианты, а потом садится за свободный стол. Лицо у нее — как грозовая туча. Я беру рюкзак, подхожу к ней и сажусь напротив. «Спокойно, — говорю я себе. — Не ляпни глупость. Не показывай, что ты псих. Веди себя нормально и вежливо».

— Привет, — говорю. — Меня зовут Адам.

— Я знаю, кто ты такой, — отвечает она, обращаясь к столу, но потом быстро-быстро стреляет в меня глазами, и тут я опять вижу ее число.

Я ощущаю его каждым нервом, каждой клеточкой, и умом, и телом — ошеломляющее ощущение теплоты, мирный переход из этой жизни в другую. А я — рядом с ней, вот честное слово, держу ее в объятиях, вдыхаю запах ее волос. Лежу рядом, чтобы побыть с ней — ради нее. Вдруг я перестаю понимать, кто это — Сара или мама. И что происходит — она меня покидает или, наоборот, приходит ко мне. По какую я сторону?!

— Перестань. Хватит пялиться.

Хлоп — я снова в школе «Форест-Грин».

— Мне же надо тебя рассмотреть, чтобы нарисовать, — говорю я.

— Что-то я не вижу, чтобы ты рисовал.

Бросаю взгляд на стол. Сара уже наметила овал лица и тонкие линии там, где будут мои глаза, нос и рот.

— Ага, — говорю. — Да-да.

Лезу в рюкзак за пеналом, пододвигаю к себе лист бумаги и начинаю рисовать контур Сариного лица. Волосы у нее до плеч и чуть-чуть волнистые. Глаза не очень большие, зато пронзительные, красивые, со стрельчатыми ресницами. Нос прямой, волевой такой, — не смешная пуговка, как у некоторых девчонок, — но лица это не портит. Чем больше я на нее гляжу, тем больше понимаю, что для меня его ничто на свете не испортит.

Я изо всех сил стараюсь нарисовать ее похоже. Ужасно хочется, чтобы рисунок ей понравился. Но передать ее как есть, воздать ей должное не получается — видно, что на портрете девушка, только это не она. Я стираю, перерисовываю — не выходит, и все. А когда я гляжу, что рисует Сара, то вообще бросаю это дело. Она работает как настоящий художник, с тенями и всякими особенными линиями, от которых рисунок становится объемный. Ей как-то удалось отключить свою ненависть. Смотрит на меня как на предмет.

Лицо на ее портрете — это лицо юноши, а не мальчика. В линии скул и челюсти видна сила, а в линии губ — мягкость. Но самое обалденное — глаза. Глядят с бумаги прямо на меня и больше никуда. Сара что-то такое с ними сделала, что видно, как в них отблескивает свет, и получилась искорка, которая их оживляет. На портрете — личность, которая умеет и смеяться, и горевать, и надеяться. Это не просто рисунок, похожий на меня, — она нарисовала, какой я на самом деле.

— Ого, — говорю. — Потрясающе.

Сара перестает рисовать — только смотрит она не на меня, а на мой рисунок. Я прикрываю его рукой, хочу спрятать.

— У меня ничего не вышло, — говорю. — Жалко, что я не могу нарисовать тебя — твое лицо — как следует. Воздать тебе должное.

Она снова стреляет в меня глазами — только не улыбается и даже не краснеет, а щерится.

— Ну, понимаешь… я хотел… — Никак не подобрать слов. — Ну, в общем, у тебя такое милое лицо…

Дурак я — надо было держать язык за зубами. Похоже, я ее обидел. Она смотрит в сторону, поджимает губы, — наверное, старается промолчать.

— …И ты так здорово меня нарисовала… Я у тебя получился… Ну, таким…

— Красивым, — говорит Сара. Прямо смотрит мне в глаза, и хотя она хмурится, но не отводит взгляд — и тут меня снова захлестывает ощущение от ее числа, теплота и покой. Мы с ней вдвоем, только мы с ней…

Вдруг она делает что-то невероятное.

— Не понимаю, — говорит Сара, и голос у нее тихий-тихий и огорченный, словно она говорит сама с собой, и она протягивает руку и нежно касается моей правой щеки. От удивления у меня отвисает челюсть, и, когда я выдыхаю, капелька слюны, которая скопилась в уголке губ, вылетает Саре прямо на большой палец.

— Сара… — шепчу я.

Она заглядывает мне прямо в душу и открывает рот, чтобы ответить… но тут кто-то присвистывает, и она отдергивает руку. Я оглядываюсь кругом — на нас смотрит весь класс.

Беспомощно гляжу на Сару — а она снова выключилась. Убирает карандаши в пенал, хватает рюкзак — и при этом лицо у нее так и пылает. Зве нит звонок с урока, все начинают шебаршиться.

— Домашнее задание — закончить портреты! — кричит учительница, перекрывая шум.

Складываю вещи в рюкзак, задвигаю стул.

— Сара, — говорю я еще раз, но от нее остался только пустой стул. Она забыла на столе и пенал, и рисунок — и испарилась.