Денис Бобкин - Мазь Якова Брюса. Повесть

Стас с усилием потянул за пробку флакона, и она поддалась. На заостренном конце конусообразной пробки были фрагменты мази необычного синего цвета.

Стас осторожно поднес ее к носу, когда кто-то сильно хлопнул его сзади по плечу, одновременно выкрикнув:

– Здорова, Костян!.

Острый конец пробки вошел прямо в ноздрю Стаса и в этот момент его мир взорвался, разлетевшись на миллиарды холодных остроконечных частей, которые закружились в странном симметричном танце, сплетаясь в диковинные фигуры. Затем они странным образом превратились в миллионы живых тонких красных линий на черном душном шершавом фоне. Линии запульсировали, а затем резко исчезли. В глазах у Стаса прояснилось. Он вытащил пробку из носа и обернулся.

Перед ним стоял высокий плотный мужчина средних лет. Увидев лицо Стаса, он сделал шаг назад и с изумлением сказал:

– Ой, извините! Обознался, у моего друга такая же футболка и волосы похожи.

По его растерянному извиняющемуся виду было понятно, что он говорит правду. Стас отчего-то даже очень хорошо и отчетливо представил этого друга, затем перевел взгляд на толстяка. Под маской добродушной улыбки на его лице проступало выражение хронической тревожности.

За доли секунды в сознании Стаса пронеслось видение. Это не было похоже на ускоренную перемотку, а скорее – на объемную многомерную картину, отдельные эпизоды которой проявлялись все сразу, как связи между собой.

Стас увидел, что Толстяк воспитывался доброй бабушкой и чрезмерно правильной мамой. Дедушка любил с друзьями «посидеть» в гаражах и часто приходил домой слегка в приподнятом настроении.

Бабушке это очень не нравилось. Когда дед задерживался, она всегда разглагольствовала, что тот сдохнет когда-нибудь под забором. У мамы была другая проблема. Ей казалось, что папа – ведущий конструктор авиационного завода – все время где-то шляется. Бабушка подбадривала ее, намекая, что папа, скорей всего, завел себе любовницу и скоро уйдет из семьи.

Жизнь в семье, где старшее поколение мужчин каждый день умирает под забором и уходит из дома, привела к этой хронической тревожности. Хотя всего этого толстяк не помнил: дедушка давно умер, причем не под забором, а в больнице, а отец не ушел к несуществующей любовнице, а сейчас уже на пенсии спокойно живет с женой на даче.

Стас ничего не ответил опешившему толстяку, заткнул пузырек пробкой и продолжил свой путь в курьерскую компанию.

По дороге ему стали ясны многие вещи. Он осознал, что всю свою жизнь люди находятся под действием неких биологических программ, которые очень сильно ограничивают восприятие и осознание. Причиной этого открытия, конечно же, была мазь из пузырька, которая благодаря обознавшемуся толстяку попала ему на слизистую оболочку носа.

Стас переместил фокус внимания на вопрос, как действует мазь, и будто в кино видел трудно поддающиеся описанию спецэффекты: частицы, скорее всего, это были молекулы, попадают через слизистую оболочку носа в кровь, достигают мозга и влияют на работу нейронных сетей, обработка информации идет по-другому. Мозг становится не только принимающим, но и передающим устройством.

Стас сосредоточился на вопросе, кто сделал мазь.

Словно в тумане он увидел, как было сделано это вещество. Над одно-двухэтажным деревянным городом со множеством труб, из которых в морозный воздух поднимается дым, возвышается Серая башня. На вершине башни над часами, показывающими полночь, тусклым светом горит единственное окно. В большой холодной комнате над массивным столом нависает черная фигура старика в кучерявом парике. Он вглядывается в старинную рукописную книгу, рядом хаотично расставлено множество пузырьков, пробирок и сосудов. Старик беззвучно шевелит губами, помешивая небольшое количество густой белой субстанции в глубокой хрустальной ступе. За окном за ним безмолвно следит абсолютно круглая луна.

Старик кряхтя наклоняется, чтобы достать что-то из ведра на полу. Поднимаясь, он задевает стол, огоньки семи свечей в массивном подсвечнике пляшут, создавая множество рыскающих теней. Наконец старик распрямляется, выдавливая темные капли в ступу из отрезанной человеческой кисти.

Стас с отвращением отвернулся, и видение вмиг исчезло.

Он постоял немного. Вокруг был обычный солнечный день. В тихом московском переулке немногочисленные прохожие спешили по своим делам.

Он опять посмотрел на пузырек, на этот раз сосредоточившись на надписи «Fuimus, non Sumus», и смысл этого латинского выражения стал для него предельно ясным. В круговороте жизни ты никогда не станешь прежним.