Роман Шабанов - Маньяк номер один

Волосы взмокли, по вискам катились капли, руки взмокли, веревка стала ощутимее. Веревка состоит из таких тоненьких волокон. А каждое тоненькое из еще более тонких. Тонюсеньких!

Тем временем Поля говорила. Возможно, она тоже постоянно искала пути спасения, но при этом говорила. На такое способны только девушки.

– Что нам делать, кроме как придумывать для себя спасение. Лола читала стихи. Роб…

– Кашлял?

– Это он последние дни. А как только я пришла, он мне пел. Читал «Басту». Огромный город. Ночной проспект. Я опоздал на вокзал и уже далеко твой "Экспресс". Но вопреки всему – мои разбитые мечты, я превращу В цветные сны, в которых, как и прежде – ты со мной! В которых, как и прежде – ты со мной!

– Хватит! Если это маньяк, то… Он хочет выкуп.

– Или отрезать что-то как… дай-ка вспомнить, как маньяк.

Пропиленовые нити не поддавались. Ленчик редко стриг ногти. Только тогда, когда мешали стучать по клавишам. Некоторые были ломкими, но ноготь на большом пальце правой руке можно смело отнести к категории «режет все».

– Почему ты спокойна?

– Наверное потому, что уже умирала раз семь. Родилась недоношенной, вырезали гланды. Со мной вечно что-то происходит.

– Гланды – это нормально. Мне тоже в восемь вырезали.

– Потом школа в Жуковском, там, где самолеты. Как только «Макс», все как с катушек. А я боюсь летать. Однажды меня так напугали, что наш самолет разобьется, что мы всмятку, что ничего не светит, что надо выбираться и на всех парашютов не хватит.

Одна ниточка поддалась. Славно.

– И тогда я в истерику. Лежала в 6-й детской. Воспитательная психиатрия, блин. Там при мне мальчик в окно, вены резали. Я думала, что могла же себя в самолете как-то попридержать. Жизнь пошла бы по другому сценарию…

Роб задергался.

– Что с ним?

За ночь темнота обрела какие-то явные координаты – где были дети, ведра, должно быть окно. Роб занимал больший квадрат – ранее он делил с соседкой Лолой, теперь был один. Никому не хотелось даже предполагать, что там в двух метрах… нет, все хорошо. Просто он слаб, и нужно только поспать, успокоиться…

Дверь открылась резко. Не было той медлительности. Как будто человек торопился. Он быстро внес ведра – поменял грязные на чистые, выругался как животное, нашедшее падаль уже негодную в пищу. Взял швабру и стал мыть. На этот раз Ленчик не пытался говорить. Он смотрел на действия этого робота, машинально выполняющего какую-то загадочную программу – украл, связал, приходит, приносит воду, моет… У любой машины есть задание, конечная цель, заложенная в систему – вот бы знать.

Мужчина вышел также быстро, как и вошел.

– Почему нас не кормят? – спросил Ленчик, продолжая пилить. Он продолжал пилить все время, понимая, что в темноте заметить одну порванную ниточку невозможно.

– А нас не кормят, – произнесла Поля.

– То есть как?

– Вот так.

– Но это же кипец просто.

– Кипец. Первые два дня трудно. Потом проще. Просто пьешь. А сейчас прости, я должна сходить в ведро… надо же, я смущаюсь, как будто делаю это впервые.

Было темно. Можно было покрыться краской любого цвета, пятнами, иметь сбитую прическу и справлять нужду. А что? Ленчику тоже придется это делать. Да, но как она это делает, если связана?

– Для этого у меня и развязаны руки.

Ленчик смотрел на щель, откуда непрерывно доносились звуки. Говорили двое. То, что их двое утешало.

Мужчина смотрел на сидящего за столом ребенка.

– Ишь, – промычал он.

– Не хочу, – девочка отшвырнула от себя тарелку. Он поднял тарелку, подошел к столу, где среди вороха газет и коробок от пиццы, стояла кастрюля, и налил половником зеленоватую жидкость.

– Ишь, – он силой влил содержимое ложки ей в рот.

Он не мог говорить. Мешали какие-то проблемы в ротовой полости. Девочку вырвало. Он поднял руку, но остановился. Девочка подняла голову – в волосах спуталась каша из пыли, капустного супа и мошек.

8

Будильник прозвенел грубо. Кот пробежал мимо склоченного белья и задел старое покрывало сломанным хвостом. Он был рыжим, имел кличку Крючок, но редко на нее отзывался.

В комнату вбежал Коготь. Имя он свое получил только для того, чтобы вправе сочетать себя с рыжим. У него были разные глаза и отзывчивый характер. Крючок и Коготь. Есть в этом что-то пиратское.

– Крючок!

– Коготь!

Последний рванул в сторону кухни, влетел туда и в два прыжка оказался на коленях пожилой женщины.

Баба Аня была затворницей. Она почти не выходила из дома. Сперва у нее был только телевизор, который от перенапряжения моргал круглые сутки. Можно понять – одинокий человек, нет подруг, работы и увлечений. Год назад случилось страшное – ящик погас, а это значит – целые сутки без новостей, шоу и сериалов. Кто-то пожмет плечами, кто сразу вызовет мастера, наша старушка растерялась. Как? Что? Это конец? Она не могла смыслить завтрак без «Супруг», продолжала мешать тыкву с морковью под «Улицу разбитых фонарей», к обеду варила свеклу с майором Павлом Семеновым и заряжалась к вечеру «Игрой престолов». К тому же начался новый «Твин Пикс». И тут тишина. День не мог начаться. Она вышла на лестничную площадку и закричала.