А. Мириси - Каменная Мессалина

Мужчин было много: случайно встреченный однокурсник, учитель аэробики, продавец косметики, подмигнувший ей в магазине. Затем знакомства через интернет. Словом, кокетка входила во вкус.

Через некоторое время Кролик вернулся. В дальнейшем, динамика их отношений будет напоминать движение кометы вокруг солнца (где солнцем была она): от перигея к апогею. Стриптизер то пропадал, то вновь возвращался.

Между прочим, Моника любила прогуливаться с ним у витрины арт-галереи, выходящей окнами в просторный сквер, обнесенный кованой оградой. В глубине витрины на красном шелке белела статуя обнаженной куртизанки. Красотка лежала на боку, закинув за голову руку. На губах играла улыбка.

– Это Мессалина, жена Нерона, римского императора, – объясняла Моника своему спутнику.

Конечно, та Мессалина была женой не Нерона, а Клавдия, однако Клавдий не входил в число цезарей, которых она была в состоянии запомнить.

За два с половиной года Кролик повзрослел. Из юноши вырос молодой мужчина. Мышцы стали рельефнее, волосы – чуть длиннее. В голове по-прежнему гулял ветер.

При всем обилии мужчин, Моника часто ловила себя на мысли, что ей чего-то не хватает. Эти нелепые признания в любви… Вечная робость партнеров или, наоборот, наигранная брутальность. Все было механистичным, неестественным. Лексикон плоти большинства ее любовников был столь ограничен, что после третьего свидания они воспринимались как роботы, обученные паре незамысловатых движений. Лишь Кролик с его животным обаянием умел по-настоящему развеять скуку.

Не прошло и минуты с момента окончания разговора с Анной, как телефон снова запищал. Моника поспешила ответить.

– Да, мой проказник!

Это был Кролик.

– Не можешь прийти? – женщина тревожно вздохнула.

– Ладно, я тебя прощаю. Но ты должен меня понять… Мне тоже нравятся парни.

Уязвленный, Стриптизер стушевался и повесил трубку.

Несколько мгновений Моника растерянно стояла перед трюмо. Чувственную истому сменила меланхолия – словно яд растекся по венам.

Кролик не хочет приехать! Получается, она нежеланна. У нее появилась соперница? Женщина побледнела. Босая, Моника прошагала из спальни в салон и уселась в кресле напротив экрана. Закинув ногу на ногу, она схватила со столика пульт и нажала на “ВКЛ”.

Первый канал показывал спорт – женщина решила переключиться. На следующем вальяжный старикан, очевидно историк, рассказывал что-то про войну. Прозвучало слово “тирания”, пошла кинохроника.

Моника надавила на кнопку, но та заела, и она увидела черно-белые кадры: самолеты сбрасывают бомбы, улицы с горящими зданиями, на фоне пылающего дома бежит толпа. Опять бомбежка. Другая толпа, на сей раз поменьше: мальчуган, интеллигент в шляпе… и женщина. Красавица по меркам конца 30-ых, с темными губами, со светлыми волосами до плеч… Грудь была обнажена. Моника глянула ниже – на даме не было юбки. Только пояс с подвязками и полупрозрачные чулки…

От кого она бежала? Воздушная тревога застала красотку в объятиях любовника? Что станет с загадочной особой, когда она вернется домой и выяснит, что все сгорело? Она сядет на мостовую и зарыдает, закрывая руками лицо? Быть может, в трансе незнакомка перевернется на спину, и ее шелковистые волосы расстелятся по мокрому асфальту? Что чувствовала эта женщина? Каково это – познать смертельный испуг в момент неги и нестись босиком по грязной мостовой под холодным ветром? Скоро она уже достаточно успокоится, чтобы начать думать, но будет еще испытывать половое возбуждение. Тогда она поймет, что пояс с чулками – единственное, что у нее осталось.

Моника просидела в оцепенении несколько минут, не заметив, что передача уже закончилась. Голова кружилась, щеки пылали. Она встала с кресла и выключила телевизор.

Старинное зеркало на стене отражало ее анфас: точеная шея, густые локоны… Под ложечкой засосало, да так, что стало казаться, будто под кожу закатился бильярдный шар. В обморочном жесте левая ладонь коснулась лба, правая – легла на макушку Фрейдо-Платона.

Вздох. Кулон провалился в ложбину между покрытыми шелком холмами. Моника убрала руку со лба и выкинула вперед, словно протягивая поклоннику для поцелуя. Ладонь безжизненно повисла, как кисть Адама перед прикосновением Бога.