И оказываюсь права. Тяжелое дыхание парня переходит в хриплое восклицание, когда он стаскивает с меня клочки растерзанной блузки. Его руки, которые только что до боли сжимали меня, впечатывая в стену, с неожиданной осторожностью касаются моей кожи на ключицах, и ниже, по плечам, груди, нижней части живота.
– Что это? Они временные? – спрашивает он, заглядывая мне в глаза. Я отрицательно качаю головой, замечая вспыхнувшее недоумение на лице Итана. Они все спрашивают. Никто еще не промолчал.
– Зачем? Так много, Алисия… – он скользит взглядом по рисункам моих татуировок, разбросанных по всему телу. Это та причина, по которой я всегда ношу закрытую одежду. Не все грехи юности можно так легко спрятать.
– Я сделала их, когда умерла моя мать, – произношу я. Он первый, кому я говорю о своем прошлом. Случайный любовник, как случайный попутчик. Мысль о том, что вы никогда больше не пересечетесь, развязывает язык. Однако с другими мне не хотелось делиться столь личными вещами. Задание Саймона вымотало меня, сделав чувствительной, уязвимой, дерганной. Я сказала о матери не потому что ищу сочувствия. Здесь что-то другое. В нем есть что-то другое, похожее на меня, то, чего не было в других парнях, с которыми я спала. Итан моргает, облизывая пересохшие губы, его взгляд перемещается вверх, в сторону, потом снова на меня. Неужели я спугнула горячего мачо своими откровениями? Никто не любит болтающих и жалующихся женщин. Хреновая прелюдия к новой порции секса. Итан накрывает ладонью мою грудь, мягко сжимая. Нежность не то, что мне сейчас нужно.
– Наверное, это очень больно, – произнес он тихо. И мне кажется, что я все-таки слышу сочувствие в его голосе. – Ты не обязана рассказывать. Я просто спросил временные ли они.
– Год. Мой любовник набивал их мне целый год. У него неплохо получилось, правда? Двенадцать месяцев. Ровно столько времени понадобилось, чтобы я смогла начать жить дальше.
– Тебе стало легче? – ненавязчиво спрашивает он. Вопрос звучит поразительно естественно. Почему мне так легко с ним?
– Нет, – слабая улыбка касается моих губ, когда я качаю головой. Мои пальцы скользят по точеным скулам парням, очерчивая контур его губ. – Боль никогда не дарит облегчения. Только новую боль. – Тянусь к нему, почти касаюсь губами. – Поцелуешь меня или отправишь домой?
– Я похож на сумасшедшего? – выгнув бровь, с волнующей улыбкой спрашивает Итан, прежде чем наброситься на меня снова.
То, что случилось между нами в машине, оказывается, было лишь репетицией к настоящему действию. Мы потеряли счет времени и чувство пространства, сошли с ума, словно утром нас ждал судный день и использовали каждую свободную минуту.
Выматывающий, жаркий и неистовый марафон закончился, когда солнечные лучи начали неуверенно ползти по графитовому напольному покрытию в спальне, где мы яростно совокуплялась в позе, которую только что изобрели, и так и вырубились, не расплетая рук и ног, обессиленные, отключившись прямо в процессе, полностью исчерпав возможности своих слипшихся тел.
Но первое, что я увидела, разлепив через несколько часов своих глаза, была пресловутая чашка горячего кофе. Кофе из Африки, как он обещал.
Мне бы отказаться, встать и уйти. Сделать все так, как привыкла. Но звенья невидимой цепи дрогнули, натянувшись, когда я совершила очередной неверный шаг.
Чертов кофе. Может быть, все началось даже не с секса, а именно с ароматного горячего напитка, который я пила маленькими глоточками, разглядывая обнаженное тело своего случайного любовника, вытянувшееся рядом, со следами моей несдержанности на его смуглой коже.
– Ты оставишь мне номер своего телефона? – спросил он немного отстраненным тоном, когда я собралась уходить. Он протянул мне сумочку, вопросительно глядя в глаза, и я автоматически взяла ее. Мы какое-то время просто пялились друг на друга, как два инопланетянина, внезапно встретившиеся на чужой планете и узнавшие друг друга. Его сложно будет забыть… Или заменить кем-то другим.
– Нет. Но я могу взять твой. – ответила я.
***
Священники говорят, что вера в Бога делает нас свободными, что только совершение правильных поступков – путь к истинной свободе, которая кажется нам чем-то мифическим и нереальным для простого обывателя. Но это также огромный труд. Мы заставляем себя делать благие дела, в то время, как грех совершить гораздо легче. И это главное заблуждение каждого, кто когда-либо задумывался о добре и зле в этом мире. Мы думаем, что сами делаем выбор, но, увы, это не так. Один раз поступив правильно, приходится заставлять себя сделать следующий верный шаг. И нам кажется это насилием, принуждением, чем-то навязанным, сложным. Наши сердца закрыты для добра в то время, как один раз согрешив, так хочется еще и еще. Вы называете ЭТО свободой? Нет, это дьявольская зависимость. И мы идем у нее на поводу, потому что так легче. Мы не делаем выбор, на самом деле, все решено за нас. Мы проиграли эту битву когда-то очень давно, но, наверное, жизнь и дана нам для того, чтобы рано или поздно увидеть разницу.
Читать дальше