Карло Мартильи - Выбор Зигмунда

Люди, стоявшие за ним в очереди, стали торопить его постоянным покашливанием, и он, коснувшись левой рукой своей шляпы-котелка, отправился обратно. Из почтового отделения он пошел на Дунайский канал и там, опершись на парапет, стал смотреть на баржи с товарами. По реке везли соленые анчоусы. Их резкий запах невозможно ни с чем спутать. Они очень приятны для горла; правда, не следует есть их за ужином, если не собираешься ставить на ночной столик большой стакан с водой.

Фрейд посмотрел дальше – на сады за каналом. Если действительно к нему обращается сам папа, это легко можно выяснить, предъявив чек в банке. Деньги не лгут. Если письмо подлинное, то телеграмма будет совершенно излишней и даже нарушит доверие и скрытность, о которых идет речь в письме. Раз причина письма не указана, само собой разумеется, что речь пойдет о секретном профессиональном поручении, которое он не обязан принять, не обдумав сначала свое решение.

И при любом развитии событий он проведет несколько дней в Риме. Это приводило Фрейда в восторг. Два года назад он приезжал сюда ненадолго и слишком торопился, притом время было плотно наполнено встречами, и он не смог как следует насладиться чудесами Рима.

Его сердце забилось сильнее: этот город, который на латыни называли caput mundi – «глава мира», всегда вызывал у него почти навязчивый невроз еще со времени учебы в лицее. В отличие от других учеников юный Зигмунд почти с благоговением относился к семитскому герою Ганнибалу и часто представлял себя на его месте, словно сам, с одной стороны, хотел владеть Римом и его тысячелетними тайнами, а с другой – желал, чтобы Рим был уничтожен. Возможно, то же самое он мог бы себе сказать и об этом приглашении: оно вызывает у него двойственное чувство – опасение и восторг одновременно.

Нельзя забывать и о том, что ему было бы полезно какое-то время побыть вдали от семейных проблем. Хотя ему удалось устроить себе кабинет на нижнем этаже и его жена, эта святая женщина, старалась держать под контролем их шестерых детей, да и он сам не мог не быть рядом с ними, но желание находиться по соседству часто мешало его научной работе. Вот еще два противоположно направленные побуждения. Фрейд улыбнулся: возможно, когда-нибудь он найдет кого-то, кто сможет порыться в глубине его собственной психики. Может быть, так он сумеет понять, что побудило его к любовной связи с собственной свояченицей Минной.

– Доктор Фрейд, для нас этот платеж – огромная честь, – сказал директор «Райффайзенбанка» и произнес свой приговор, подтвердив подлинность чека с маркой Святого престола. За этим последовал целый поток комплиментов, директор даже заявил, что кафедра в университете, которую доктор недавно получил, – лишь бледное начало, только символ международного признания, которого тот заслуживает.

Фрейд пробормотал несколько слов благодарности и зажег себе новую «Трабукко»: невозможно настаивать на своем с окурком «Дона Педро» во рту. Директор кашлянул, и Фрейд, дождавшись его ответа на свое прощание, сразу же поспешил уйти – и очень быстро.

Трудности, вставшие перед ним, казались преодолимыми. Лечение пациентов он на время своего отсутствия поручил своим дорогим коллегам Адлеру и Федерну, а Марте пообещал, что, как только вернется, поедет отдыхать в Бад-Райхенхалль с ней и детьми. Жребий брошен. Любопытство будет удовлетворено, и, если пожелает судьба, он сможет даже включить папу в число своих клиентов или хотя бы попросить у него аттестат о заслугах; в ультрака-толической Вене такая бумага всегда полезна еврею.

Утром двадцать седьмого Зигмунд Фрейд выключил будильник после первого звонка, чтобы не разбудить жену.

Ему не нравились слезливые прощания, хотя он чувствовал удовольствие от того, что его присутствие так приятно, а потому разлука с ним так горька. Не вставая с постели, он сразу же записал в тетрадь основные черты и особенности своего сна: это уже много лет было частью его повседневного распорядка.

Этой ночью ему снилось, что он беседует со своей дочерью Матильдой, и она жалуется ему, что безобразна и поэтому ей будет трудно выйти замуж. А на самом деле дочь во сне казалась ему гораздо красивей, чем была в действительности – может быть, из-за немного выступающей вперед нижней части лица. Он часто спрашивал себя, откуда взялась эта особенность: ни у кого из его родных и родных жены ее не было. Глядя на дочь и слушая ее жалобы, он вдруг осознал, что чувствует к ней вожделение, и проснулся от тревоги и стыда.