Карло Мартильи - Выбор Зигмунда

Фрейд кивнул. У него пересохло в горле, и, если бы он попытался произнести хоть одно слово, оттуда вырвался бы неясный и некрасивый звук. К тому же есть время говорить и время слушать; так написано в Пятикнижии, которое в детстве он знал почти наизусть. И, в конце концов, слушать – одна из его лучших привилегий и основа его метода.

– В нашей истории было много черных душ, которые были призваны управлять Церковью и превратили ее в настоящий бордель. Это утверждал и Савонарола – святой человек, что бы о нем ни говорили. А что написал Мартин Лютер, побывав в Риме в 1510 году?

Характерная особенность стариков – задавать вопрос, чтобы самому дать ответ, даже если собеседник его знает. Фрейд знал ответ, но решил доставить удовольствие папе.

– Он написал, что, когда он здесь, в этом самом зале, заговорил о душе, люди начали смеяться! К счастью, те времена прошли, и мы не хотим, чтобы они вернулись. Разве не так, доктор?

Фрейд попытался ответить, но за время, которое прошло между мыслью и словами, папа успел вставить в беседу еще один вопрос:

– Вы замечали, что пожилые люди, как правило, часто повторяют слова «в мое время»? И указывают на то, что это время было лучше, что в нем было больше разума и честности? Так вот, – с удовольствием закончил он, – я, наоборот, считаю, что наше время – самое лучшее за двадцать веков нашей истории. И хотя я иногда по государственным причинам обязан сражаться с савойскими захватчиками, я считаю, что те, кто лишил нас светской власти, принесли только пользу нашим душам. Однако, на чем я остановился?

– Вы сказали мне, что не доверяете полиции.

– Тут дело не в доверии, а в пользе. Мне интересно не наказать предполагаемого преступника, а помешать ему взойти на престол, с которым я соединен уже целых двадцать пять лет. Это очень большой срок, и никто не стал бы держать пари на то, что он будет таким долгим. Вы знаете, что обо мне шутят: кардиналы думали, что выбрали святого отца, а выбрали Вечного?!

Лев Тринадцатый начал смеяться и кашлять одновременно; было похоже, что он не может перестать, и Фрейд даже подумал, не припадок ли это. Действительно, это было похоже на припадок: худое тело старика сотрясалось от приступов кашля, как ковер от ударов выбивалки.

Открылась дверь, и вошел Анджело Ронкалли с бокалом, наполненным водой, и бутылкой, в которой, как разглядел Фрейд, было знаменитое «Марианн» – вино с кокаином, которое он пил и сам, правда, в умеренном количестве. После первых восторгов он обратил внимание на опасность попасть в зависимость от этого напитка, который так хвалили за выдающиеся полезные свойства. Однако он был поражен тем, что на этикетке было изображено, словно обычная реклама, улыбающееся лицо самого папы.

Понтифик выпил сначала воду, потом велел наполнить бокал до половины вином, а когда это было сделано, сказал:

– Спасибо, Анджело; ты можешь уйти.

Юный Ронкалли вышел так же бесшумно и быстро, как вошел.

– Итак, – продолжил разговор Лев Тринадцатый, – вы согласны? Мне бы это доставило огромное удовольствие, и, кроме благодарности папы, вам бы выплачивали вознаграждение в размере двух тысяч лир в неделю. Жить вы стали бы здесь и имели бы экономку, которая заботилась бы обо всем, кроме, разумеется, услуг, порученных Ронкалли – единственному, кому я доверяю.

Как анализ снов иногда приводил к неожиданным открытиям, которых ни пациент, ни сам Фрейд не могли бы вообразить, так и просьба обследовать с помощью своего метода нескольких высокопоставленных прелатов разрушила все предположения Фрейда. Внезапно он представил себе, как жена Марта толкает его локтем, подсказывая: прими поручение, денег, полученных за него, семье хватит надолго. Но Фрейд, хотя предложение было лестным – и не только в смысле денег, запутался в целом клубке сомнений и недоумений. В первую очередь, он спросил себя: могут ли ассоциации идей, гипноз или анализ сновидений чем-то помочь при расследовании преступления.

Одновременно он удивлялся тому, что никогда раньше не думал о таком их применении. Ему теперь было очевидно или, по меньшей мере, ясно, что, копая в побуждениях, желаниях и ограничениях, которые человеческий ум создает в глубине своего сознания, можно выпустить наружу преступные или вредоносные склонности – или то, что противоположно им. Значит, работу психотерапевта можно считать подобной работе чиновника, который ведет расследование.

Ему случалось проверять, способен ли пациент на преступления, но не выяснять, совершил ли он уже преступление. А изучая причины более или менее патологических поступков, навязчивых идей, страхов или паранойи, расследователь, несомненно, соберет гораздо больше информации, чем при обычном допросе. Возможно, она не позволит установить чью-то невиновность или виновность, но приведет к обнаружению ряда согласованных между собой признаков, которые направят расследование в ту или иную сторону.