Дато Турашвили - Побег из СССР

– И что в этом плохого? – спросил у Сосо Паата, очень удивившись.

– Напоказ и неискренне плохо ходить и на парады, и в церковь.

– Наверное, в церковь все же лучше, – заметил брат Пааты и посмотрел на отца Тевдоре.

Монах ответил всем сразу, но объяснял он, чем же лучше ходить в церковь, чем быть атеистом, в основном для Сосо:

– Если человек, идет в церковь, пусть даже напоказ, это все же лучше. Там, в церкви, у него будет больше времени подумать о Боге и Истине, подумать о Любви, которой так всем не хватает.

– Коллективные раздумья всегда заканчиваются ненавистью, а не любовью, – вновь прервал монаха Сосо, но отец Тевдоре не рассердился и так же спокойно продолжил:

– Коллективное мышление всегда порождает режимы, а не свободу, и это верно, но свой путь к свободе ты можешь начать в церкви.

– А потом идти в одиночестве, как вы? – опять прервал монаха Сосо, и отец Тевдоре ответил гостю только через несколько секунд.

– Я предпочитаю искать свою свободу здесь, вдали от города. Здесь меньше шума и много времени для мыслей о Боге.

– И сколько времени вы собираетесь здесь пробыть? – Дато всех опередил и спросил отца Тевдоре о том, что больше всего интересовало и его друзей.

– Через год мне исполнится тридцать три, и я хотел бы быть здесь, если до тех пор мне не запретят.

– Кто?

– Приходили уже, три дня назад, но пока ничего не запретили, посмотрели книги и ушли.

– А когда запретят?

– Когда решат, что даже само мое пребывание здесь для них опасно.

– Чем?

– У страха глаза велики, а неверующий человек очень труслив.

Монах улыбнулся и указал ребятам на то, как рядом с отцом, прямо на столе, спит маленькая Эка.

– Устала, – сказал Паата и поднял Эку на руки.

– Думаю, вас я тоже утомил, – сказал отец Тевдоре и встал.

Остальные тоже поднялись, поблагодарили.

– Завтра вы должны увезти Эку. Начинаются занятия в школе, я приеду в конце недели и увижусь с вами в Тбилиси, – говорил отец Тевдоре уже вышедшему во двор монастыря Дато.

– Мы принесли продуктов на неделю, – ответил Дато и посмотрел на усыпанное звездами небо.

– Мне хватит, без проблем, главное, что вы принесли мед.

– Вы любите мед? – спросил у монаха Сосо.

– Сюда приходит олень, я его прикармливаю.

– Как? – искренне удивился Дато, и отец Тевдоре с улыбкой ответил.

– С руки.

– А я думал, что олени любят соль и кислое, а не сладкое, – сказал Сосо.

– Я тоже так думал. Может, остальные и любят соль, но вот этот олень любит мед – я наливаю на ладонь, а он слизывает.

– Какая ясная ночь, – выйдя во двор, сказал Паата и посмотрел на небо.

– Наверное, вот такое звездное небо Кант увидел, потому и удивился.

– Хочу у вас что-то спросить, – неожиданно сказал монаху Сосо.

– Пожалуйста, – ответил отец Тевдоре, – но не надо на «вы».

– Хорошо, – согласился Сосо. – А если тебе запретят здесь находиться, куда ты пойдешь?

– Пойду в другой монастырь.

– А если в другой не пустят?

– Тогда – в другую страну, и там найду свою частицу покоя, – с улыбкой ответил отец Тевдоре.

Сосо, тоже улыбаясь, переспросил:

– А если не выпустят в другую страну?

– Сбегу, – ответил монах, уже смеясь, а потом оглядел остальных. – А теперь, с вашего разрешения, я сбегу спать, утром рано вставать, да и Эка там одна, если проснется – испугается.

– Мне кажется, Эка никогда ничего не испугается, – со смехом возразил Дато и вместе с остальными попрощался с отцом Тевдоре.

Оставшись в монастырском дворе одни, ребята долго молчали и тихо курили. Потом Кахабер нарушил молчание, спросив Сосо:

– Ну что скажешь?

– О чем?

– Он согласится?

– Не знаю, не думаю. Пока ему ничего говорить не будем, – ответил Сосо и быстро сменил тему: – Что говорил Кант, что его удивляло?

– Звездное небо надо мной и мораль во мне, – сказал кто-то, и ребята снова посмотрели на небо, сплошь усыпанное огромными блестящими звездами. А луна была такой непривычно белой.

– Остановите кого-нибудь на дороге. А если нет, в три проедет тбилисский автобус, – сказал утром, обращаясь ко всем одновременно, отец Тевдоре и обнял всех по очереди.

Потом он много раз поцеловал свою маленькую Эку и, когда они уже спускались, издали, еще раз всех перекрестил. Уже с дороги маленькая Эка еще несколько раз помахала рукой оставшемуся стоять у монастырских ворот любимому отцу и послала еще несколько воздушных поцелуев человеку, которого любила больше всех на свете…