Рут Уэйр - В темном-темном лесу

Беда в том, что на другой день человек начинает жалеть об излишней откровенности, причем злится не на себя, а на того, кто его откровения слушал. Поэтому я все же стараюсь держать нейтралитет и не поощрять попыток излить мне душу. Только отчего-то без толку, и то и дело на вечеринках кто-то зажимает меня в угол и начинает плакаться на жизнь и несчастную любовь: «а он мне говорит», «а она хлопнула дверью», «а потом мой бывший»…

Зачем они это делают, зная, что перед ними писатель? Разве они не понимают, что мы – падальщики, мы клюем трупы отживших отношений и забытых склок и даем им новые воплощения, по своей прихоти собираем и сшиваем новые истории.

И уж Том-то как драматург должен был это осознавать… Но нет. Скучающим тоном, который ничуть не скрывал затаенной в душе злости, он принялся жаловаться мне на мужа.

– Просто тут такое дело: Брюс фактически выпустил Джеймса на большую сцену, это ведь он ставил «Ложь в черном фраке» в… господи, когда это было-то? Семь лет назад или даже восемь! Ну и, в общем, не знаю, что там у них произошло, никогда не пытался расспрашивать, Брюс как режиссер вообще слывет человеком тяжелым… Короче, он, естественно, считает, что Джеймс ему многим обязан, а Джеймс, тоже вполне естественно, обязанным себя не чувствует. Брюса сильно задела вся эта история с «Кориоланом», и тот факт, что Имонн принял сторону Джеймса… А потом еще слухи пошли про него и Ричарда, а источник-то мог быть только один. Брюс клялся, что он это сообщение Клайву не посылал…

Для меня все это звучало как список людей, которых я никогда не видела, мест, в которых никогда не бывала, и постановок, о которых я в лучшем случае краем уха слышала. Из всего длинного повествования о театральных интригах я вынесла одно: у Брюса была с Джеймсом какая-то неприятная история, он зол и пытался запретить Тому ехать на девичник. Однако Том все равно поехал.

– Короче, хрен с ним, – наконец заключил Том, имея в виду то ли Брюса, то ли Джеймса.

Он подошел к полке, на которой выстроилась батарея бутылок: джин, водка, остатки вчерашней те-килы.

– Налить тебе чего? Джин-тоник?

– Нет, спасибо. Разве что просто тоник.

Том кивнул, вышел за льдом и лаймом и вернулся с двумя бокалами.

– Пей до дна, – сказал он мне с таким серьезным лицом, что сразу стал выглядеть лет на десять старше.

Я отхлебнула и поперхнулась. Нет, тоник в бокале, конечно, был, но и джина тоже изрядно. Стоило бы возмутиться, однако Том вскинул бровь так комично и так вовремя, что я лишь рассмеялась.

– Ну, выкладывай, – потребовал он, осушив свой бокал, – что там у вас с Джеймсом стряслось? Отчего вчерашняя сцена?

Ответила я не сразу. Не спеша отпила еще джин-тоника, размышляя, что бы сказать. Конечно, первым побуждением было отшутиться, только он ведь все равно вытянет – не из меня, так из Нины или Клэр. Лучше уж сейчас самой.

– Мы с Джеймсом… – Я покрутила льдинки в бокале, выбирая формулировку. – Мы были вместе.

Вот, сказала. Правду – хотя настолько неполную, что звучала почти ложью.

– Еще в школе, – добавила я.

– В школе?! Бог ты мой! Доисторические времена. Типа, первая любовь?

– Типа того.

– Но теперь-то вы друзья?

Что я могла на это ответить?

«Нет, я не видела его с того дня, как пришло то сообщение»?

«Нет, я так и не простила ему то, что он сказал и сделал»?

Просто «нет»?

– Не совсем. Просто как-то… перестали общаться.

Повисла пауза. Тишину нарушали только голоса Клэр и Фло из кухни да шум душа наверху – очевидно, Нина оставила попытки дозвониться до Джесс.

– То есть вы вместе учились? – спросил Том.

– Ну, вроде того. На самом деле познакомились, когда играли в школьном спектакле.

Говорить об этом сейчас было очень странно. Все-таки у взрослых не принято обсуждать друг с другом первый раз, когда тебе разбили сердце. Но с Томом это выходило как-то легко – как со случайным попутчиком, с которым можно поболтать и навсегда разойтись в разные стороны. В общем-то я и правда едва ли где-то столкнусь с ним после этого девичника. Так что в какой-то мере я даже испытала облегчение.

– Ставили «Кошку на раскаленной крыше». Джеймс был Бриком, а я – Мэгги. Есть в этом некоторая ирония…

– Почему? – спросил Том.

Я не могла ответить. Я думала о словах Мэгги в последнем акте – о том, как ложь становится правдой. Если бы я сейчас процитировала эту строчку, Том бы сразу все понял. Конечно же, он знает, о чем в пьесе говорила Мэгги.

Поэтому я отпила джин-тоника и сказала лишь: