Каролина Эрикссон - Не исчезай

Я стояла и смотрела, и в этот момент что-то произошло, что-то поменялось в моем восприятии. Мой папа. Тот, который приносил красивые подарки и играл со мной, тот, который называл меня хорошенькой и дурачился, когда готовил завтрак на кухне. Этот папа все еще существовал под толстым слоем оскорблений, лжи и предательства. Но я больше не могла его разглядеть. Человек, сидящий на подоконнике, был кто-то другой. Злой человек. Жестокий. Человек, который делал маме больно. Который превращал ее жизнь в ад. И когда я снова подумала про эту пощечину, в груди что-то перевернулось.

Я сделала шаг вперед. Объединилась со своими родителями в одном яростном порыве. Кто сделал первое движение? Кто и что сделал потом? Это ускользает от меня.

Затем я сидела у себя в комнате и ждала. Меня парализовали шок и стыд. Врачи «Скорой помощи» приходили и уходили. Полицейские приходили и уходили. Когда все исчезли, стало очень тихо. Я слышала, что, перед тем как уйти, они говорили маме, что ей было бы легче, если бы с ней кто-нибудь побыл. Они могут помочь ей позвонить и позвать кого-нибудь. Мне не нужно было слушать, что отвечает мама, я и так знала. Звонить было некому. Абсолютно некому. Люди в форменной одежде закрыли за собой дверь, оставили нас с мамой в квартире одних. Так как она больше не кричала и не стонала, а спокойно и неподвижно лежала в своей комнате, они, видимо, решили, что она позаботится обо мне, когда они уйдут. Но она не приходила. Я сидела одна.

Все изменилось только после того, как пришла Рут. Целую вечность было темно. Потом внезапно зажегся свет и снова погас. Неожиданно в прихожей появилась Рут. Она что-то сказала мне, не помню что, и подошла к закрытой двери комнаты, которая теперь была только маминой спальней. Я видела, как спина Рут приподнялась, когда она сделала глубокий вдох и постучалась. У меня не было возможности услышать, что они говорили друг другу там внутри. Но спустя некоторое время Рут вышла оттуда с мертвенно-бледным лицом. Она быстро подошла к входу в мою комнату, посмотрела на меня полным ужаса взглядом и исчезла. Больше я ее никогда не видела.

Через какое-то время мама возникла передо мной, она стояла в дверном проеме, прислонясь к косяку. Я заморгала, едва могла поверить, что это правда. Наконец-то она снова была со мной. Она неловко прошла вперед и посадила меня на колени. Я зажмурила глаза, зная, что должно произойти. Мы будем говорить. Мы будем долго говорить о вине и гневе, об ответственности и примирении. О справедливости. И о наказании. Мне было страшно, я уже плакала. И в то же время знала, что нельзя преодолеть это иначе. Другого пути не было.

– Все, – прошептала мама, – теперь все кончено. Мы должны продолжать жить дальше, ты и я. Должны держаться вместе. Ты можешь положиться на меня.

Я ждала, но больше она ничего не сказала. Я удивленно посмотрела маме в глаза. Она взглянула на меня в ответ очень серьезно, и я поняла, что она сказала все, что собиралась сказать. И от меня она тоже не ждала каких-то слов. Случившееся – то ужасное, что случилось, – должно остаться нашей с ней тайной. Нельзя искать прощения ни здесь, ни в каком-либо другом месте. Мама безмолвно протянула мне свою руку ладонью вверх.

Я смотрела на нее, полная противоречивых чувств. Меня как будто придавливало к земле, и в то же время я словно парила над ней. Тяжесть и легкость существовали одновременно. Мне было только восемь лет, я была слишком мала, чтобы сделать выбор. И все-таки я его сделала. Я положила свою руку на мамину ладонь. С этого момента и навсегда друг у друга были только мы. И мы должны были держаться вместе, ровно так, как сказала мама. Любой ценой мы должны были держаться вместе.

Солнце закрывали легкие облачка, над Морхемом лежал туман. Я распахнула дверь на веранду и огляделась вокруг, прежде чем выйти в сад. Там было влажно, должно быть, ночью шел дождь. Не было никакого смысла искать следы, но все же я попыталась это сделать. Проглотила кусок сухого кекса, чтобы прогнать тошноту. И теперь я двигалась по участку, пристально разглядывая траву. В то же время я будто бы наблюдала сама за собой, удивляясь, что могу вести себя так спокойно и естественно, несмотря на то что случилось в последние несколько дней.

Отчасти я была уверена, что мое взвинченное сознание могло неверно проинтерпретировать вчерашнее видение, что такое случается, когда человек переживает стресс. Что вчера за окном гостиной я могла видеть оленя или всего лишь тень дерева. Но другая часть меня знала, знала абсолютно точно, что я видела, кого я видела. И в каком-то смысле это приносило облегчение, а не волнение.