Джейн Харпер - Засуха

Ружье Люка лежало на пассажирском сиденье. От облегчения у Уитлэма закружилась голова, и он, пережидая, прижался к рулю лбом. Оружие было разряжено. Ладно. Достав из кармана школьные «ремингтоны», он зарядил ружье.

Кости были брошены.

Первая перемена закончилась тридцать минут назад, и на площадке было пусто. Фальк подавил зевок, и тут зазвонил телефон. В напряженной тишине машины звонок прозвучал особенно громко, и Рако с Барнсом так и подскочили.

— Федеральный агент Фальк? — спросил голос в трубке. — Это Питер Данн, директор «Образовательного фонда Кроссли». Мы говорили с вами утром.

— Да, — сказал Фальк, выпрямляясь в кресле. — Что такое?

— Слушайте, мне немного неловко, но та заявка, о которой мы с вами говорили… Кайверра, начальная школа?

— Да. — Фальк мысленно пожелал, чтобы собеседник перешел, наконец, к сути дела.

— Знаю, вы хотели, чтобы все было тихо, но тут оказалось, что моя помощница — она новенькая, понимаете, еще пока не освоилась — ну, похоже, что она сообщила другому члену нашей команды, который был немного не в курсе конфиденциальной природы дела, и…

— И что?

— И она, похоже, связалась со школой двадцать минут назад, чтобы проверить…

— Нет! — Фальк, потянувшись, пристегнулся и жестом попросил Рако и Барнса сделать то же самое.

— Да, знаю, мне очень жа…

— С кем она говорила?

— Поскольку речь идет о крупной сумме, она обратилась напрямую к руководству. К директору, мистеру Уитлэму.

Фальк нажал «отбой».

— В школу. Немедленно.

Рако дал по газам.

Тело Люка подпрыгивало под брезентом; Уитлэм трясся в чужом пикапе по направлению к ферме. Уитлэм оторвал взгляд от зеркала заднего вида и крепче вцепился в руль. Руки потели в резиновых перчатках. Подъехав к дому, он резко затормозил и выскочил из машины, не давая себе времени задуматься о том, что ему предстоит. И только у входной двери он заколебался. Уитлэм очень плохо представлял себе устройство дома и хозяйства Хэдлеров. Уж точно не настолько хорошо, чтобы попытаться самостоятельно найти Карен. Сам удивляясь собственному безумию, он смотрел, как его рука нажимает на кнопку звонка. Она придет к нему сама. Ружье висело у него на плече, будто льнуло к бедру.

Карен Хэдлер открыла дверь, и, узнав звонившего, моргнула от неожиданности, раз, другой. Набрала в грудь воздуха, ее губы вытянулись в округлом «у», и свистящее, резкое «х» уже зародилось в ее горле, а потом она начала было называть его имя, но не успела: быстрым движением он поднял ружье и нажал на курок. Когда он это делал, то закрыл глаза, а когда вновь открыл их, она уже падала навзничь с кровавой дырой в животе. Уитлэм поморщился, когда ее локоть, а потом и голова с треском ударились о выложенный плиткой пол. Глаза у нее как-то странно расширились, и из груди вырвался глубокий, низкий стон.

В ушах у Уитлэма звенело; у него явно было что-то со слухом.

— Мама?

Нет. Нет. Он же ничего не слышит.

— Мама?

Ничего, кроме собственного дыхания и звона в ушах, и уж точно он не слышит Билли Хэдлера, который кричит тоненьким, птичьим голоском, стоя в полутемной прихожей, и рот у него широко открыт от страха, а в руке болтается мягкая игрушка.

— Мама?

Уитлэм не мог в это поверить, просто не мог. Ребенок был здесь. Какого хрена он здесь, а не далеко-далеко, в безопасности, на другой стороне города, на собственном Уитлэма заднем дворе? Вместо этого он был здесь. И он видел, и теперь Уитлэму придется сделать так, чтобы он не видел, и он знал только один способ этого добиться, и ну что, довольна теперь, ты, сучка любопытная, заорал он на труп Карен, распростертый на полу, а Билли уже повернулся и рванул прочь, вглубь дома, слишком испуганный, чтобы кричать, издавая только тоненькие, всхлипывающие звуки.

Уитлэму казалось, что его тело осталось где-то позади. Он бросился следом, ворвался в спальню, рванул дверцы шкафа, почти невидящими глазами вглядываясь внутрь, сдернул с кровати покрывало. Где он? Где? Он был в ярости, страшно зол от того, что собирался сейчас сделать. Звук раздался из-под корзины для белья, и Уитлэм не мог потом вспомнить, как он отшвырнул ее в сторону, но, наверное, он это сделал, потому что вот он, Билли. Билли, прижавшийся к стенке, закрывший руками лицо. Но как он спустил курок, Уитлэм помнил. Да. Потом это воспоминание будет четким.

Опять этот кошмарный звон в голове, и опять — о, Господи, пожалуйста, нет — что-то еще. На какую-то дикую секунду ему показалось, что звуки исходили от Билли, у которого отсутствовала половина головы и часть груди. Он подумал было, может, он издавал их сам, но, прижав пальцы к губам, он понял, что рот у него закрыт.