Саманта Даунинг - Моя дорогая жена

Жена сказала мне это в тот же субботний вечер, после того как дети утихомирились, поужинали и легли спать. Мы с ней сидели в гостиной, на новом диване, кредит на покупку которого все еще продолжали выплачивать. И Миллисент поведала мне реальную историю о Холли. Начала она с эпизода о порезе бумагой. Я уже слышал о нем – о том, как они с сестрой составляли коллаж из любимых вещей.

– Она сделала это специально, – сказала Миллисент. – Она схватила мою руку и порезала ее бумагой. Вот здесь, – жена показала на ямку между большим и указательным пальцами. – А наших родителей она убедила в том, что это получалось ненамеренно.

Спустя месяц шестилетняя Миллисент почти забыла о том случае. Пока то же самое не повторилось опять. Они с Холли находились в комнате сестры, играя в игру, которую придумали сами. Миллисент с сестрой создали свой собственный маленький мирок с куклами, чучелами животных и пластиковыми макетами домиков и назвали эту игру «Фиолетовая яма» – по цвету стен в комнате Холли. Они были лавандовые, а у Миллисент – желтые.

Пока сестры сидели в своей «яме», Холли снова порезала Миллисент. На этот раз – острым кусочком пластика, который она отломала от одной игрушки.

Порез пришелся по ноге Миллисент, рядом со щиколоткой. Миллисент закричала, кровь тонкой струйкой потекла на ковер. Холли смотрела на нее неотрывно до тех пор, пока в комнату не вбежала их мать. И тут она начала плакать вместе с Миллисент.

Этот случай тоже был истолкован превратно – как еще одна случайность.

На протяжении последующих двух лет Миллисент постоянно становилась жертвой разных «случайностей». Ее отец думал, что она неуклюжая. Мать призывала быть осторожней. А Холли… Холли просто смеялась над ней.

Чем больше мне рассказывала о своей сестре Миллисент, тем сильнее я ужасался. Но кое-что, что я наблюдал за Миллисент, теперь обретало смысл.

Укус на ее руке, который якобы нанесла ей собака. Две маленькие обесцвеченные отметины, которые так и не прошли.

Сломанный палец, зажатый дверью. Он до сих пор плохо сгибался.

Крошечная щербинка на ее переднем нижнем зубе, оставшаяся после того, как Миллисент якобы споткнулась и ударилась о дверной косяк.

Длинный, глубокий порез на ее икре – якобы от осколка стекла на улице. Шрам от него виден до сих пор – рыжевато-коричневая полоска длиной почти шесть дюймов.

Перечень увечий растянулся на многие часы. И, чем больше взрослели сестры, тем хуже становилось.

Когда Миллисент было десять, Холли на своем велосипеде врезалась в нее и сбила с ног. А потом Миллисент упала с дерева на заднем дворе.

Родители продолжали верить, что все это случайности. Или же видели то, что хотели видеть. Никому из родителей не хочется признать, что его ребенок – чудовище.

Часть меня могла это понять. Меня бы ничто не заставило поверить, будто Рори или Дженна могли поступать так же, как Холли. Это просто невероятно! Такого не может быть! И я был уверен, что родители Миллисент так же думали о своей старшей дочери.

Но от того, что я поставил себя на их место, гнев мой не поубавился. Пока я сидел и слушал, что пережила, взрослея, Миллисент, во мне разбушевалась ярость.

Увечья – точнее, пытки – продолжались и в подростковом возрасте. К тому времени Миллисент уже не старалась быть с сестрой доброй и ласковой. Уже не надеясь на то, что это ее остановит. Теперь Миллисент решилась давать ей сдачи.

Но первый же раз, когда она попробовала отомстить Холли, стал единственным. Это случилось уже в средней школе. Когда уроки закончились, сестры вышли из школы вместе с остальными детьми и направились к шеренге родителей, поджидавших своих чад. Они шли рядышком, и Миллисент подставила сестре подножку.

Холли распласталась на земле.

Все произошло за секунду, но на глазах у доброй половины школы. Дети покатились со смеху, учителя бросились к Холли на помощь, а Миллисент довольно улыбнулась про себя.

– Это звучит гадко, – сказала мне жена, – но я действительно думала, что проучила сестру, и она перестанет мне пакостить.

Но Миллисент ошиблась.

Через несколько часов она вдруг проснулась посреди ночи. Ее запястья были стянуты и привязаны к изголовью кровати. А Холли заклеивала Миллисент рот.

Она не сказала сестре ни слова. А просто села в углу и смотрела на нее до восхода солнца. И только за несколько минут до подъема родителей Холли развязала Миллисент и сорвала пластырь с ее рта.

– Не пытайся больше мне навредить, – заявила она. – В следующий раз я тебя просто убью.