Луиза Дженсен - Свидание

В микроволновке поворачивается тарелка с томатным супом «Хайнц». У задней двери одиноко стоит плетеная корзина Бренуэлла. Смятая красная подстилка вся в песке – после нашей последней прогулки по пляжу. Его любимая игрушечная обезьяна распластана на полу. Без глухого рычания Бренуэлла на лис в саду и стука когтей по кафелю в доме ужасно одиноко. На улице черным-черно. От кухонной подсветки окна превратились в зеркала. Вздрагиваю. Смотрю в сторону пустыря за забором, гадая, кто принес цветы. По шее от холода бегут мурашки.

Тяну за шнурок, и шторка опускается до уровня крана в раковине. Шторка с подсолнухами с самого начала была слишком короткой и не закрывала стекло полностью, но раньше я не придавала этому значения. Крисси понравился рисунок, «немножко солнца в мерзкую погоду». Теперь же я чувствую себя крайне неуютно – двухдюймового просвета вполне достаточно для пары глаз. Снова и снова проверяю ручку задней и парадной дверей и в довершение методично запираю все окна.

Тишину нарушает дзыньканье микроволновки. Хватаю кончиками пальцев горячую тарелку и быстро переставляю ее на поднос; режу хлеб, проверяя, не заплесневел ли. Беру еду и торопливо перехожу в гостиную, где занавески плотно задернуты.

Несмотря на тревогу, дома быть приятно. Усаживаюсь на диван. Убранство комнаты резко контрастирует с минималистическим дизайном моего собственного дома. У нас с Крисси совершенно разные вкусы. Однако сегодня вечером я рада нежно-розовым обоям с серыми голубками (они действуют успокаивающе) и сонму странных ангелов без лиц на полках. Распростерши крылья, они защищают невидимую паству. Свечи. Книги. В кои-то веки это создает уют, а не давит на нервы.

Зеваю. В больнице спала мало. Приглушенные разговоры сестер, скрип тележек, гул ночников – все это не останавливалось ни на минуту, хотя не спала я по другой причине. Стоило только переступить порог и вдохнуть больничный запах, нахлынули воспоминания. Врачи, конечно, помогают, лечат, но даже теперь они ассоциируются у меня с утратой. Форма медперсонала, почти как полицейская униформа, вызывает темный вихрь эмоций. Прошло много лет, а я так и не оправилась от случившегося. По крайней мере, не до конца.

Прихлебывая суп, направляю пульт на телевизор. Хочу найти что-нибудь легкое и отвлечься. Я пропустила последние серии мыльных опер. Начинается заставка «Жителей Ист-Энда», и мои плечи расслабляются. У нас с мамой была традиция: в любую погоду мы уютно устраивались на диване с пакетом ванильного печенья и кружкой горячего шоколада. Макали печенье в темную жидкость. Важно не передержать. Чуть зазеваешься – и печеньки кашей оседают на дно кружки. Бен в это время уже спал. Что бы ни произошло днем, как бы нас ни обижали, наш особенный вечерний ритуал оставался неизменным. Скучаю по нему. Скучаю по маме.

Вспоминаю, что было в последней серии. Звучный голос Фила Митчелла пронзает, точно копье; хлеб, который я макнула в суп, комом встает в горле. Я не узнаю актеров! Внезапно понимаю, как скажется прозопагнозия на всей моей жизни. Я сокрушена, раздавлена. Суп расплескивается по коленям, тело содрогается от рыданий, в тарелку капают слезы.

Когда доктор Сондерс рассказывал про мою болезнь, я не вполне оценила ее серьезность. Теперь, стоя перед телевизором на коленях точно в молитве и водя кончиками пальцев по лицам персонажей на экране, я сознаю, что кошмар становится реальным. Герои с Альберт-сквер мне почти как родные, семья, которую я потеряла. Я больше никогда их не узнаю? Никого никогда не узнаю? Друзья и родные навеки останутся незнакомцами. Страшно! Я и не подумала про телевизор, кино, театр… Выключаю экран. Тыкаю пальцем кнопку с такой силой, что диски с нижней полочки падают на пол.

Хотя мы в основном смотрим сериалы и фильмы, когда их показывают по ТВ, самые любимые я еще и покупаю на DVD. Коробка с «Друзьями». «Шаг вперед». «Девичник в Вегасе», наша палочка-выручалочка, если дела совсем плохи. Мы с Крисси смотрели его несчетное количество раз, передвигая между собой пакетик с шоколадным драже и разбавляя джин шипучим тоником. Живот болел от смеха.

Я не смогу пересматривать любимые фильмы и получать удовольствие от новых. Лица актеров станут неузнаваемыми, как только исчезнут из кадра. Я не просто потеряла персонажей любимых программ, я потеряла частицу себя, и хоть это нелогично, мне кажется, я опять теряю маму. Жизнь никогда не будет прежней. Я съеживаюсь, упираясь лбом в колени, и рыдаю. Сердце разрывается. Мое сердце разрывается снова.