Анна Пляка - Взаперти

Устраиваю планшет поверх одеяла. Тапаю по иконке микрофона, начинаю скучающим голосом:

– Добро пожаловать в третий тест. Перед вами полоса препятствий и одна пара наручников на двоих: одному браслет на правое запястье, другому – на левое.

Не спеша повторяю инструкцию, глядя, как вытягиваются их лица. Злорадство невольно проскальзывает в интонациях, не оставляя гостьям надежды, что с ними говорит запись. Лицо Эмберлин превращается в маску копа, говорящего с террористом.

– Мы можем вернуться и не пытаться пройти тест?

– Нет.

Люблю, когда одно слово вызывает реакцию более сильную, чем самые красочные угрозы. Улыбка Элиши подрагивает, она тянется взять подругу за руку и тут же отдергивает ладонь, – сблизившись, браслеты бьют током. Полицейская смотрит в камеру, пытаясь найти слова или, скорее, надеясь меня переглядеть. Забавная попытка.

Встаю сварить кофе. Без веселья мы не обойдемся, иначе чего ради было просыпаться? А для веселья надо быть в форме. Новый кофе слабоват, надо было все-таки взять пачку чего-нибудь подороже. Вспоминаю, сколько у меня денег на счету и на сколько их предстоит растянуть. О приличном кофе придется забыть, так же как об обедах. Хорошо, если на лапшу в пакетиках не перейду к концу тестов… А ведь изначально собирался этот эксперимент повторять. Кажется, тогда я был немного не в себе. Впрочем, как будто сейчас я «в себе». Особенно если сравнить с тем Эдрианом Рейном, каким я был десять лет назад.

Ночью мысли всегда перескакивают с одного на другое, хоть с кофе, хоть без. На чем мы остановились?… Первую преграду девушки проскочили без потерь, теперь прорываются за вторую – стремительно поднимающуюся из пола линию шипов. Полицейская вслух считает интервалы, я усложняю ей задачу, то и дело ставя ловушку на паузу. Наконец она угадывает ритм, в нужную секунду бросается вперед… Конечно, забыв о подруге. Элиша отстает не сильно, но достаточно, чтобы одна кроссовка потеряла кусочек задника. Крови не пролилось, но испугалась она всерьез.

Девушки ругаются, опять пытаются взяться за скованные руки. Впереди альпинистская горка, страховки нет, падать – три метра максимум. Зато шипов, хищно выныривающих из щелей, хватает. Мне пришлось соединить два этажа, чтобы сделать такой бокс. Вообще то, как я в одиночку строил свой замок ужаса, сам себе архитектор и каменщик, достойно легенды. Три года потратил, две трети средств и такой километраж нервов, что хватило бы от восточного побережья до западного трассу протянуть.

Наконец полезли. Это препятствие не для Элишиной физической подготовки, и в другом случае я наклонил бы для нее стену или увеличил безопасные промежутки, но сейчас моя цель – примерно наказать. Поэтому они застревают надолго. Наблюдать откровенно скучно, они не понимают самого принципа теста. Обе пытаются просчитать мои боксы, а нужно почувствовать их. Быть вместе, когда не можешь коснуться.

– Лезь! – командует подруге Эмберлин.

Момент неудачен, лезвие впивается той в ногу чуть ниже колена. Элиша, к ее чести, не падает, только ругается заковыристо. Когда окровавленные шипы исчезают в щели, подтягивается, уходя из опасной зоны, всхлипывает. Даже хочется похвалить, но я сдерживаюсь. Интересно, Эмберлин хватит ума остановиться? Или гордость сильней? Впрочем, у нее нет никаких гарантий, что я позволю вернуться.

Они лезут вверх. Полицейская похожа на сильное животное, пот блестит на темной коже, обрисовываются мышцы. Элиша пыхтит сердито, ее упрямство вызывает уважение. Пожалуй, если бы я мог наказать Эмберлин иначе, я бы это сделал. Но напарница – ее самое слабое место.

Во второй раз лезвие царапает бок вовремя отстранившейся Элиши, в третий – вонзается в руку, и она все-таки срывается. Эмберлин цепляется за верхнюю площадку, рычит, пытаясь не соскользнуть вслед за повисшей на цепи наручников подругой. Та наконец находит опору, смеется и плачет одновременно. Кричит:

– Я не смогу! Мне руку проткнуло, я еле удержалась. Давай вернемся!

– Нет! Лезь! – Эмберлин смотрит в камеру под потолком. Я жду просьб, извинений, но вместо этого слышу угрозу: – Молись, чтобы я до тебя не добралась, Миротворец. Клянусь, я не стану отдавать тебя под суд, я убью тебя. И сделаю это медленно.

Пустые слова, Бемби. Олененку не дотянуться до охотника.

Элиша пытается лезть. Смотреть на нее страшно – она скользит на собственной крови, она не Элли и не Эмберлин. Таких девушек называют милыми, мягкими и пышечками, если, конечно, они не против и не носят растянутые майки с надписью «Лед Зеппелин». Элиша против. У нее короткая стрижка и устрашающие очки, она огрызается на каждого, кто пытается сделать ей комплимент, и программный код любит больше, чем людей. Она никогда не казалась мне упрямой. Веселой, да, грубоватой, но с крыши шагнула сразу. Расхохоталась и прыгнула, словно в бассейн, солдатиком. Не помню, я вообще успел сказать, что она не умрет?