Валерий Рощин - Ледокол

Во-первых, стабильное понижение температуры влекло за собой увеличение толщины льда. Значение этой толщины уже подходило к критическому — еще несколько сантиметров, и «Громову» станет не под силу ломать своим весом льдины.

Во-вторых, в прибрежной зоне южного материка отмечалось приличное количество вмерзших в лед айсбергов. Мирно дремлющих и на первый взгляд небольших. Надо льдом ледяные горы возвышались метров на 10–15, а снизу их «тела» были раз в семь или восемь больше. Так что о «скромности размеров» рассуждать не приходилось…

Петрову шел 31-й год, и на сегодняшний день он являлся самым молодым капитаном в Балтийском морском пароходстве. Но, несмотря на относительную молодость, жизненный путь он прошел немалый, насмотрелся всякого и побывать успел в разных передрягах. А потому точно знал: неопасных айсбергов не бывает.

Впрочем, пока ни один из них ледоколу не угрожал. Ломая лед, судно шло заданным курсом. До чистой воды было не близко; тем не менее, если толщина льда не увеличится, то в отведенный срок «Громов» успеет выбраться из ледового плена. На чистой воде он сможет дать расчетные 19 узлов и направиться на этой скорости к ближайшему порту Австралии для приема на борт топлива, пресной воды и продуктов…

Опустив бинокль, Петров поежился от холодного ветра, поправил воротник. И вдруг ощутил разлившееся по телу тепло.

Улыбнувшись, он понял причину странного ощущения. Ему внезапно вспомнилась уютная комнатка в коммунальной ленинградской квартире. И, конечно же, ее обитатели: жена Людмила и пятилетний сын Федор.

«Интересно, чем они сейчас заняты? — подумал он, глядя на ломаемый носовой частью судна лед. — Два окна комнатки смотрят на юг; значит, сквозь них заглядывает весеннее солнце. Люда строчит на пишущей машинке очередную статью для редакции. А сынишка… Больше всего он любит рисовать. Наверняка сидит за столом недалеко от мамы и сопит, изображая море, чаек, айсберги… Люда отвлекается от работы, наливает стакан теплого молока и заботливо ставит на стол рядом с ним. Малыш шумно отхлебывает и дорисовывает большой корабль. А потом по памяти выводит на носовой части название — «Михаил Громов». Читать и писать он пока не умеет, но название судна давно заучил. И последним штрихом добавляет к рисунку три стоящих на палубе фигурки: папу, маму и себя…»

Бутерброд манил такими сумасшедшими ароматами, что Фрося не смогла устоять. Вообще-то, несмотря на беспородность, она была воспитанной собакой. Но разве можно соблюсти хорошие манеры, когда в животе гуляет ветер?

В машинное отделение она попала случайно — пробегала мимо и вдруг обнаружила открытую дверь. Вначале ее напугали громкие звуки, исходящие из обширного и мрачноватого помещения, и она с легкой трусцы перешла на стремительный бег. Но отменное обоняние внезапно уловило удивительный запах. Пища, которой ее баловали полярники, так не пахла. На станции каждый день была надоевшая гречневая или рисовая каша с редкими кусочками мяса. А тут пахло чем-то необычным и очень вкусным!

Любопытство и голод заставили ее позабыть о страхе и вернуться к открытой металлической двери. Просунув в щель мохнатую морду, Фрося осмотрелась. В центре помещения стояли в два ряда огромные механизмы, вокруг которых сновали люди. Еще один человек — большой и грозный — восседал на возвышении у пульта с приборами.

Механизмы издавали ужасный громкий гул, а манящий запах исходил как раз от большого и грозного человека, к которому в ином случае умная Фрося ни за что не отважилась бы подойти. Ни за что! Но сейчас ее воля целиком подчинялась пустому собачьему желудку.

Тихо поскуливая и прижав к голове уши, она нырнула внутрь страшного помещения и на полусогнутых лапах подкралась к возвышению. Потянув носом, определила точное местонахождение источника аромата. Выждала момент, когда большой человек отвернется. Затем приподнялась на задних лапах, одним движением ухватила кусок хлеба с несколькими ломтями копченой колбасы и бросилась к выходу.

В коридоре она снова растерялась. Куда бежать? Где найти укромное местечко, чтоб спокойно съесть добытую провизию?

В дальних уголках собачьей памяти сохранялись обрывки информации о долгом путешествии в таком же железном плавучем доме. Это произошло несколько месяцев назад, когда ее маленьким глупым щенком везли на станцию. То путешествие она почти безвылазно провела в каюте хозяина — неуклюжего добряка Левы и, конечно же, мало что запомнила. Но с тех пор она повзрослела, поумнела и стала самостоятельной. Иначе сидеть бы ей сейчас возле хозяина и терпеливо ждать, когда он соизволит открыть очередную банку с невкусной кашей…