Дарья Дезомбре - Тени старой квартиры

«И в далеком краю песню эту спою. Нам ее пели у колыбели, баюшки-баю», – громче зазвучал бархатный баритон новоиспеченного народного артиста СССР Ермека Серкебаева. Кто-то вышел в коридор.

– Ксения Лазаревна! Господи, да что ж это! – раздался крик. – Сюда, быстрее! Ира, Алексей Ермолаич, помогите!

Но она его уже не слышала.

Маша держала Андрееву руку и улыбалась.

– Ты же знаешь, на мне все заживает, как на Раневской! – улыбался в ответ Андрей. Под глазами темные круги, и весь он какой-то бледный – как сказала бы ее мать-медик, «пастозный». Пастозный, но живой. Господи… Глядя на него, приподнятого на подушках, с делано бодрым выражением на лице, Маша чуть не расплакалась от умиления и облегчения.

– Ты ему должен много мяса. Он тебя как-никак спас.

– Да? – хмыкнул Андрей. – А я думал, меня спасла твоя мать.

Маша серьезно кивнула в ответ:

– Да, это была их с Раневской совместная операция.

Машина мать действительно поставила Андрееву госпитализацию на особый контроль. Как бы ни был ироничен Андрей, Маша знала: медицинское братство существует. И в этом тайном ордене ее мать уже давно занимала серьезную ступень. Андрей лечился тут не как доблестный оперативник и удалой ловец маньяков, а как родственник Натальи Сергеевны: его прооперировали, а теперь без конца ставили капельницы и кололи восстанавливающие силы препараты, и возлежал он на белоснежных простынях, которые, без конверта в карман младшему медперсоналу, регулярно меняли.

– Она сказала, – криво усмехнулся Андрей, – что я ее зять.

Маша расхохоталась:

– Просто это много более внушительно звучит. Не переживай, она не потащит тебя прямо из больницы со мной под венец.

Но резко оборвала смех, заметив, как вдруг потемнело лицо Андрея:

– Что? Больно?

Андрей помотал головой и уставился в окно. Маша проследила за его взглядом: голая тополиная верхушка. Маша пожала плечами.

– А как твоя мама? – решила она на всякий случай поменять тему. И сразу поморщилась – тема подвернулась неудачная.

– Привезла апельсинов, – Андрей опять криво усмехнулся. – Увидела, что со мной все в порядке, и уехала обратно. В Москве жить дорого, говорит, да и дела у нее: огород, коты и спортивная ходьба с товарками по средам и пятницам.

Спортивная ходьба?!

– Ясно, – Маша не знала, что и сказать. Она уже давно поняла, что Андрей не был любимым сыном. Но чтобы настолько!

– Заявила, что уверена: ты за мной лучше присмотришь, чем она. И что умывает руки.

Маша покраснела:

– Ты, конечно, объяснил, что за тобой смотрит скорее моя мать?

– Не думаю, что ей интересны такие детали, – хмыкнул Андрей. – Ключевое в этом – «умываю руки».

– Ладно, – важно кивнула Маша. – Постараюсь не осрамиться.

– А я тут вот что хотел тебе предложить… – Андрей вдруг сильно покраснел. – Здесь, конечно, не время и не место…

Пип-пип-пип – донеслось сбоку: экран кардиомонитора заметно оживился.

– Что? – Маша нахмурилась: сердечная кривая демонстрировала явную тахикардию. Она взяла его за руку, бросила обеспокоенный взгляд на дверь: может, позвать медсестру? – Что ты хотел предложить?

– Да так, ничего особенного, – стиснул ей в ответ ладонь Андрей. – Руку, сердце. И прочие органы, если они тебе вдруг понадобятся.

Маша смотрела на него остановившимся взглядом – пара секунд ушла на то, чтобы осознать, что он, собственно, имеет в виду.

– Это предложение? – неловко спросила она, чувствуя себя полной идиоткой.

– Ну да, – нервно пожал плечами Андрей. – Я знаю, лучше, наверное, в ресторане, под звук серенады, или там… в гондоле…

– Нет, не лучше, – Маша наклонилась, поцеловала его в щеку. И попыталась улыбнуться, чувствуя, что вот-вот произойдет непоправимое. – Больница, герой восстанавливается после геройства. Жаль только – я не сестра милосердия. И я… – Она взглянула было на своего героя, не отрывающего от нее лихорадочных глаз, и – не выдержала, отвернулась. – Я не готова, Андрей.

– Не готова, – она увидела, как дернулся его кадык. Андрей жалко улыбнулся. – Так я и думал.

– Дело не в тебе, – начала она и сама почувствовала, как фальшиво это звучит. – Дело во мне.

Маша растерянно замолчала – чем дальше, тем хуже.

– Я понял, – кивнул Андрей. Пальцы, дрогнув, ослабили хватку. Машина рука осталась лежать на простыне, никому не нужная, как дохлая рыба.

– Правда? – взглянула на него Маша. Андрей вновь внимательно смотрел на тополиную верхушку. Ни черта он не понял! Маша вновь вздохнула и решила попробовать еще раз. – Мне казалось, у нас и так э… Все хорошо?..