Валера Жен - Реверсия

– Да-да, – шепотом пробормотала она, – вы друг, но ничего про него не знаете… и у него есть страшная тайна.

– Ничего не пойму! Человек поселился в коммунальной квартире. Так? – Степан Михайлович уловил кивок. – Купил комнату? Понятно. Но при чем здесь вы? Как у вас оказалась фотография?

– Попросила что-нибудь почитать, и он положил в книгу фотку.

– Могу посмотреть его комнату? Кому-то он должен доверять ключ на время своего длительного отсутствия. – Не сомневайтесь, он бы мне тоже доверил.

Мерзликина ушла и вернулась с ключом. Но когда Алексин открывал дверь, его одолевали сомнения, стоит ли проявлять самоуправство, связанное с проникновением в чужое жилище. Свободный человек не обязан посвящать кого-либо в свои планы или докладывать о месте своего пребывания. Но эта сумасшедшая даже не посмотрела документы. Знать бы причину. И Зуева со своей противоречивой страстью – то она жить не может без Вадеева, то отпускает на все четыре стороны и невозмутимо предполагает его связь с Мерзликиной. В поступках женщин нет убедительности, потому что они сами не стремятся к открытости, а ему отводят в своих сценариях вспомогательную, разведывательную, роль. Никуда Вадеев физически не исчезал, но происходит борьба за его душу. Используют профессионального сыщика в качестве лазутчика? Стал исполнителем чужой интриги и решил заглянуть в его комнату? Последствия можно свалить на Зуеву.

Угнетающая обстановка. Почему, спрашивается, дискомфорт. Пара навесных полок с десятком книг не могут оказывать влияние. Картины? Но их надо внимательно рассматривать. Скорее всего, в комнате материализовались отрицательные эмоции, создана определенная психологическая защита от сторонних людей. И возможность быстро скрыться? От Вадеева можно всего ожидать – достаточно вспомнить Чертовку со всевозможными ловушками. Степан Михайлович прислушивается к бряцанью посуды на кухне. Похоже, умственное состояние хозяйки никак не сказывается на ее бытовых обязанностях. Приоткрыл дверь.

– Мерзликина!

Она появилась сразу во весь рост – так, что от неожиданности сыщик отпрянул внутрь комнаты, потер пальцем висок. Кажется, переутомился. Из-за этих сумасшедших можно самому рехнуться. Он не конкретизируется на ком-либо, всюду ощущается аномалия. Зато ей хоть бы что. Прошла подрагивающей походкой, как если бы невидимый музыкант наигрывал для нее замысловатый танец. Села на диван, откинулась на спинку. По губам скользнула порочная улыбка.

– Что это у вас!? – вскричал Алексин.

– Что? – удивленно вздернула брови Мерзликина.

– Вот эта… улыбка.

– А, – отмахнулась она гибким движением ладони. – Здесь не хватает аленького цветочка.

– Не вы ли будете цветочком, – саркастически усмехнулся Степан Михайлович, взглядом оценивая ее габариты и удивляясь быстрой метаморфозе в ее поведении – этой непонятной веселости. Можно даже предположить, что она водит его за нос. Не случайно доверила ключ.

– Я, – просто ответила она.

– Хорошо. Возможно, вы и правы. А что испытываете в этой комнате?

– Хм, его мысли, если хотите. А впрочем, пожалуйста… Я глубоко страдаю, потому что наэлектризован чувствами, как мартовский кот.

– Так я и поверил. У меня с головой все в порядке.

– Как хотите. – Мерзликина помрачнела и добавила: – Я не обязана отвечать, и вообще – не засиживайтесь, а то он рассердится и накажет… когда вернется.

– Прямо-таки! А вы часто здесь появлялись? Или делили с ним постель, если угодно.

– Зачем? У меня своя комната.

Он протянул руку к полке, пошарил над книгами и вытащил бледно-розовые ажурные трусики. В его сильной руке они съежились – очень похоже на душу Мерзликиной при виде безжалостного жеста сыщика. По всему видать, его уже не дурачили.

– Не надо! – сдавленно прошептала она, протестующе выставив руку с растопыренными пальцами.

– Хватит! – взорвался Степан Михайлович. – Не знаю, не пойму… рассердится, накажет. Развели мистику. А это что!?

Она прижала палец к губам и, крадучись, вышла из комнаты. Занозисто свербит в душе. То, что он попал в сумасшедший дом, виновата добросердечная Люся. Это письмо – корень всех бед. И к нему пришла спасительная мысль: пусть она разбирается в нелепой истории с бегством Вадеева, находит общий язык с Мерзликиной. Хотела работать? Бог в помощь!

Степан Михайлович с понятным удовольствием потирает руки, расправляет плечи и тут же замирает. Он физически ощущает присутствие постороннего человека, слышит дыхание и усталый скрип дивана. Его взгляд инстинктивно мечется в поисках первопричины специфических звуков, останавливается на балконной двери, устремляется в открытое пространство.