Александр Васильев - Из тьмы

– Пойдем, нам нужно попрощаться с мамой.

Налетевший порыв ветра взъерошил его короткие волосы, хлопнул не застегнутым воротником его белой рубашки и зашелестел целлофаном букета гвоздик в его левой руке.

Дина поправила лямки рюкзака на своих плечах, и они продолжили идти по узкой тропинки вдоль окружавших их оградок с могилами.

«Как давно я здесь не был?»

Но он уже знал ответ.

Два года.

Два года с момента похорон.

Когда последняя горсть земли была кинута, когда отзвучали все молитвы и было уплачено за ритуал, он заперся в своей квартире, не желая никого видеть. Он опустил руки, послав к чертям все и даже самого себя. С ним осталось только его горе… и дочь.

Все это время Дина была рядом, ухаживала и заботилась о нем.

Антон корил себя за то, что оставил дочь одну, без поддержки, да еще и сам стал для нее обузой.

Но всю его вину почти полностью застилала пелена небытия, как и все эти два года затворничества и простоя в работе. Его память в это время была подобна «битому» файлу, который, при попытке открытия, заставляет виснуть всю «систему». В его голове эти «файлы» вызывали боль.

И, как следствие, он старался меньше зацикливаться на прошлом, даже том, которое помнил хорошо.

«Прошлое должно оставаться в прошлом», – постоянно повторял он.

Но верил в это не всегда.

И вот он решил сделать шаг и выйти навстречу этому миру. Как бы ни обстояли дела, нельзя убиваться горем вечно. Ему еще есть ради кого жить и ради чего стараться.

В это он верил твердо. И если не ради себя, то ради своей дочери.

Дина шла рядом, крепко держа его за руку. Шла статно, грациозно. И украдкой поглядывая на нее, Антон замечал все больше сходства с ее матерью. С каждым годом она становилась более похожей на Катю, и все менее на него. И лишь маленькая родинка слева на шее у них обоих, говорила о том, что она его дочь.

Впрочем, он никогда в этом и не сомневался.

Однако, не смотря на все замеченные им сходства, у него так и не получилось вспомнить улыбающееся лицо Кати.

Может, потому что и Дина не улыбалась?

А когда он в последний раз видел ее улыбку?

Но Антон не стал напрягать память. Ответ был прост: уже два года прошло с того момента, как в их разрушенной семье не было повода для веселья.

Два года.

Он подумал о том, во что за это время могла превратиться могила его жены. И, скорее всего, участок уже зарос полностью.

Антон видел множество запущенных могил. Иные зарастали по пояс, а то и выше. Не приметные, всеми забытые, с канувшими в Лету мертвецами, – такие участки всегда вызывали в нем тоску. Порой, в каком-то безумии, он начинал думать о том, каково это лежать здесь, покинутым всеми, в зарослях сорняков, скрывающих твой крест и имя.

Мысли были дикими и в чем-то не правильными, но они всегда сменялись злостью на тех, кто смел запустить и не посещать могилы своих родных, забывая их, или просто не имея желания сюда приходить.

И вот теперь он сам был повинен в забытьи и увядании.

Два года…

– Пап?

Они остановились, и Антон вопросительно взглянул на свою дочь.

– Мы пришли, – тихо сказала она.

Она смотрела на него с легким удивлением, но в то же время, в ее взгляде было что-то пугающе взрослое и печальное.

С трудом оторвав от нее взор, Антон посмотрел на находящуюся перед ними кованую зеленую оградку.

Ровно половина участка в несколько квадратных метров густо заросла высоким сорняком. Но вторая половина оказалась ухоженной, с чистым холмиком могилы, обложенным молочным гранитом, и надгробной плитой.

Ожидая увидеть полностью заброшенный участок, он вполне мог пройти мимо, ничего не замечая под слоем своих мрачных мыслей.

– Ты зайдешь? – спросила Дина.

– Да, – почти одним шевелением губ ответил он.

Он отпустил руку дочери и открыл калитку. На мгновение удары его сердца стали глуше и слабее, а по всему телу пробежало легкое онемение.

Прикрыв глаза и сделав глубокий и спокойный вдох, Антон шагнул на прополотую недавно землю. И опустившись на колени, положил на надгробие цветы.

На глаза навернулись слезы. Он хотел заговорить, но его рот не открывался, а пересохший язык прилип к такому же высушенному небу. И лишь в голове вертелось только одно слово: «Прости».

Антон взглянул на надгробие. С овальной черно-белой фотографии на него смотрела улыбающаяся Катя.

Под рамкой было выбито:

ПОЛЕВАЯ ЕКАТЕРИНА АЛЕКСАНДРОВНА 1968 – 2000 гг.

А ниже:

ЛЮБИМОЙ ЖЕНЕ И ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЙ МАМЕ.