Андрей Толоков - Браслет Виттинов

До встречи с Иваном, Катрин мало обращала внимание на русских мужчин. Они казались ей одинаковыми и консервативными. Однообразные причёски и одежда. Холодные недоверчивые лица. Разве что среди молодёжи и студентов были парни, чем–то напоминающие европейцев. Но сейчас эта сторона жизни совсем не интересовала Катрин. Она была увлечена историей. Девушка собирала материал для диссертации и даже не думала ни о мужчинах, ни о возвращении домой. Наука – это всё что поглощало её. И вдруг этот Иван. Катрин и сама не могла взять в толк, почему он ей приятен? После его краткосрочного визита Бенар позвонила в агентство и сказала, что этот работник ей подходит и если соблюдены все формальности, то она ждёт его в понедельник в девять утра.

Дальше история развивалась тривиально. Иван проявлял свойственную сильному мужчине заботу о своей клиентке. Он вёл себя корректно, выдержано и, если уместно здесь это слово – профессионально. На просьбы Катрин рассказать о себе – отмалчивался. Удалось выяснить лишь то, что раньше её охранник был военным. Главную роль в развитии отношений Катрин и Ивана сыграло то, что они почти всё время своей экспедиции по российской глубинке были вместе. И вот однажды, в лютую стужу, в маленькой сельской гостинице случилась авария отопительной системы. Через час температура в номерах и на улице почти не отличались друг от друга. Ивану удалось договориться с местной жительницей, одинокой женщиной, чтобы она пустила его с Катрин на ночлег. Женщина вошла в положение путешественников и за небольшие деньги приютила их. Условия были весьма далеки от комфортных. К тому же старая изба не блистала порядком и чистотой, но русский мороз не оставлял выбора.

Ночью у Катрин поднялась температура. Простуда была нешуточной. Необходимые на первое время лекарства у Ивана были с собой, но утром он вызвал «скорую». Поднявшийся буран засыпал снегом дороги, и техника проехать не смогла. Два дня Ивану вместе с хозяйкой избы пришлось колдовать над девушкой, чтобы выгнать из неё болезнь. Получилось. Когда врачи пробились в посёлок, он настоял на том, чтобы Катрин отправилась в больницу. Девушка согласилась, но с условием, что её охранник останется с ней. Разрешили.

Катрин выздоровела. Экспедиция продолжилась. Отношения француженки и русского парня стали настолько теплыми, что не преминули в скором времени перерасти в любовь.

– Я хочу делать с тобой детей, – сказала Катрин, крепко прижавшись к груди Ивана. – У нас получится красивый «меланжэ».

– Что за «меланжэ»? – не понял девушку Иван.

– Смесь, – пояснила та. – Когда смесь получаются красивые дети.

Это было не что иное, как предложение на ней жениться. Расписались они весной в Москве. Катрин не спрашивала разрешения у родителей. Она считала себя женщиной независимой, способной принимать решения самостоятельно. Понятно, что отец Катрин Астор Бенар и мама Мари-Лор, были в шоке от такого поворота событий. Вот так вдруг в их семью вливается какой-то русский Рэмбо. Ладно бы коллега Катрин, историк или ещё какой учёный, а то простой охранник. Астор был в бешенстве. Ни с одним из старших сыновей, а у четы Бенаров их было трое, такого произойти не могло. И не произошло. Все мальчики женились на девушках из приличных, богатых семей, что в понимании Бенара было синонимом. Приличный, богатый, благополучный, для Астора было единым понятием. Он такое положение вещей называл счастливым браком. Во многом с ним можно согласиться, но не во всём. Катрин в ту пору видела жизнь по-другому.

Большой белый «Эйрбас» уносил молодожёнов в цветущий майский Париж. Через четыре часа самолёт с полосатой ливреей на хвосте, приземлился в аэропорту имени Шарля де Голля. Астор, при всём своём недовольстве поступком дочери, всё же приехал их встречать. Они с Мари-Лор не видели Катрин долгое время. Скучали. Рядом с дочерью шёл высокий русоволосый парень. За версту было видно, что он вовсе не француз. Даже надень на него костюм от лучшего парижского кутюрье, он всё равно будет выглядеть чужаком. Ярко выраженные славянские черты лица, настороженность во взгляде, какая-то особенная пластика тела, ни тени улыбки. Не француз!

Иван ничего не понял из того что лопотали при встрече с дочерью его французские родственники. Заметил лишь то, что во время разговора искоса поглядывали на него. Не было в этих взглядах ни теплоты, ни радости, ни приветливости. Только настороженная любознательность. Иван немного расстроился. Он понимал, конечно, что душить в объятиях его никто не будет, но столь холодного приёма не ожидал. Отец Катрин даже не подал ему руки, а отделался безразличным «bonjour». Это, пожалуй, одно из немногих слов, которое Иван знал по-французски и поэтому смело ответил: