Антон Резников - Забвение

Этой ночью было прохладней, чем обычно. Шёл проливной дождь. Туман, прогнувшись под силой небесной воды, распластался по земле, как упавший солдат, поражённый вражеской пулей. Было довольно тихо, если не брать в расчёт постоянные удары капель о листья, создававшие монотонный шум, изредка нарушавшийся взлётом с веток птиц, которые искали в густой листве более защищённое от дождя место.

Между деревьями проходила лесная тропа, она была вытоптана годами, на ней практически не росло травы. В некоторых местах из-за уплотнения почвы образовались небольшие лужи. Казалось, ничто не могло бы вмешаться в эту мрачную симфонию ночного леса, если бы не тот факт, что откуда-то стал доноситься треск. Кто-то или что-то быстро передвигалось по тропе, нарушая тишину дремучего и тихого места.

Чей-то силуэт, наполняя создавшуюся пустоту тяжёлым дыханием, которое больше напоминало сопение человека с заболеванием лёгких, проскальзывал между стволов деревьев. Одной рукой он расчищал себе дорогу от многочисленных ветвей, которые неприятно хлестали его по лицу, словно тоненькие верёвки плёток. Спасаясь от неожиданных ударов, он в то же время прокладывал путь сквозь густую желтеющую листву, которая готовилась отправиться к земле на заслуженный отдых. Уже стемнело, и человек, не знающий местности, точно бы сбился с тропы и потерялся в этом ночном лесу.

Он нервно торопился, если не сказать по-другому, в страхе убегал от какого-то преследования. Тяжёлое дыхание, сменяющееся неестественным хрипом, отчётливо давало понять, что человек проделал большой путь. Его ноги тонули в грязи, проскальзывая в лужах, но он старался не терять равновесие, продолжая двигаться вперёд. От многочисленных падений его спасало ружьё, которое он крепко сжимал правой рукой, опираясь на него в моменты потери равновесия. Он был больше похож на неумелого охотника, испугавшегося зверя, за которым только что охотился. Но в этот раз случай был другим.

Бежавший мужчина лет сорока был одет довольно легко для ночи и этой мерзкой погоды. Не оставляло ощущение, что то, от чего он так спешил скрыться, произошло очень быстро, и оттого совсем не было времени подумать, в чём ему находиться в лесу. На нём болталась синяя джинсовая рубашка, порванная в районе рукава, как будто кто-то, вцепившись в неё, дёрнул что было сил. Насквозь сырые джинсы пропитались грязью. На нём не было ботинок, что выглядело ещё более странно, чем рваная рубаха. Он ловко перебирал босыми ногами, похожими на два комка грязи. Постоянно озираясь по сторонам, он как будто ждал, что сейчас на него нападут из-за густой травы, но не знал, откуда именно.

На лице с трёхдневной щетиной в районе правой щеки виднелась открытая рана, из которой двумя тоненькими струйками по перепачканной коже сочилась кровь. Понять, была ли рана единственной, не представлялось возможным, и этот вопрос волновал его сейчас меньше всего. Ему несколько раз не удавалось удержаться на ногах, и он падал в грязь.

Внезапно, сжав голову обеими руками, он сильно застонал. Возможно, от боли разрывало голову, а может, причина была в другом. Мужчина остановился.

– Я опять слышу эти голоса, что это? Я закрываю уши, но слышу их всё отчётливей. Откуда здесь детский крик? – воскликнул он, перебивая гул дождя, при этом не переставая озираться по сторонам. Вглядываясь в темноту, он пытался понять происхождение этих звуков, но его окружала лишь стена ночи.

– Зачем, зачееееем… – монотонность леса сотряс душераздирающий крик.

Он так и не смог разобрать, был ли это шум за спиной. Ему стало казаться, что всё происходит только в его голове.

– Голос… Голос напоминает того, кого я знаю очень хорошо, – глотая слова, пробормотал он, но в этот момент совершенно не мог вспомнить, чей это голос.

Человек бросился бежать дальше, пытаясь скрыться от преследования за густыми ветвями, раствориться в темноте, но ощущение, что его настигают, оставалось, не отпускало его.

Тёмные силуэты, не касаясь земли, стали приближаться к тропе, по которой он бежал. Они отчётливо виднелись, если не сказать больше, что он их ощущал всеми фибрами души. И чем дальше он бежал, тем их присутствие становилось всё очевиднее. Они окружали его стеной, ворочаясь, выталкивая друг друга, как будто каждый хотел первым ухватиться за него. Они были похожи на напирающую, галдящую на неизвестном языке толпу, жаждущую посмотреть на маньяка, которого вели к виселице. Каждый из них хотел первым совершить самосуд, но невидимое ограждение, сужаясь, сдерживало их.