Свиные отбивные правда пахли восхитительно, настолько, что даже у Лойс от запаха обильно выделялась слюна. Она знала, что ей не видать ужина, так же как и завтрака, обеда и следующего ужина. И так по кругу. Все, что ей оставалось – это лежать на полу и глотать слюну, стараясь насытиться одним запахом.
Вечер для четы Грант прошел весело, ночь – приятно, чего не скажешь об их дочери. Услышав, что родители покинули первый этаж, Лойс попыталась подняться. Ей нельзя было нарушить приказ отца, но спать на полу в насквозь мокрой одежде, было, мягко говоря, не уютно. Кое-как поднявшись на ноги, Лойс сняла сначала куртку, потом кофту, а потом остановилась, чтобы отдышаться. Ее руки были как резиновые дубинки, а пальцы были как будто чужими и не хотели слушаться. Ноги были ватные, и Лойс казалось, что она может упасть в любую минуту. Но, все это беспокоило ее меньше, чем сильно ноющая нижняя челюсть, в том месте, куда приложился отцовский кулак. Рот Лойс почти не открывался, а при любой попытке сделать это, боль пронзала ее до пяток.
Лойс продолжила раздеваться. Ей, во что бы то ни стало, нужно было отжать вещи и хоть как-то попытаться согреться, так как в подвале было жутко холодно. Осложнение вызывало еще и то, что в помещении было темно и действовать приходилось на ощупь.
Избавлять вещи от воды было еще больнее, чем просто двигаться, но сделать это было необходимо, поэтому она из последних сил перебарывала себя и продолжала отжимать свои тряпки.
Когда пришло время одеваться, Лойс страшно колотило от холода. Она знала, что мокрая одежда вряд ли ее согреет, но другого выхода у нее не было. Если она уснет раздетой, а в подвал неожиданно спустится отец и найдет ее в таком виде, то ей явно будет еще хуже, чем сейчас.
Уже натягивая куртку, Лойс вспомнила про большой кусок ткани, который валялся в подвале без особой надобности. Лойс, сама не зная зачем, стала вспоминать, как именно эта ткань здесь оказалась, но никак не могла вспомнить. В какой-то день Лойс просто заметила в углу, за старым комодом, большой и мятый кусок цветной ткани и ей очень захотелось стать этим куском, который спокойно лежит и которого никто не трогает.
Лойс на ощупь двинулась к комоду. Она уверенно шла, превозмогая боль, лишь с одной целью – побыстрее согреться. Дотянувшись рукой до тряпки, Лойс хотела улыбнуться, но боль от, скорее всего сломанной челюсти пронзила ее насквозь.
«Мне не больно. Мне не больно и не холодно, – говорила она себе. – Я с этим справлюсь, потому что я сильная и смелая, и никто не сможет меня сломить. Я смогу пережить эту страшную ночь и последующие страшные ночи просто потому, что я должна это сделать. Конечно, мне до чертиков обидно, что самый сказочный праздник я, по всей видимости, проведу в этом жутком подвале, но… Что поделаешь, если мне настолько не повезло с родителями. Видимо, права была мадам Дудиа, случайно обронив фразу, что некоторым людям просто противопоказано иметь детей. Этими людьми, сто процентов являются мои родители. Ладно, Лойс, хватит болтать. Тебе надо отдохнуть и выспаться, так как завтрашний день для тебя абсолютная загадка».
Лойс замоталась в найденный неровный кусок ткани и легла на один из матов. Уснуть сразу не получилось, даже не смотря на всю усталость и пустой желудок. Стоило только Лойс закрыть глаза, как в темноте всплывали вкусные, дымящиеся блюда, к которым она с надеждой тянула руки. Желудок отзывался на картинки, и Лойс старалась переключить свое сознание на что-нибудь другое, не имеющее отношение к пище. Тогда ей начинала мерещиться мягкая, теплая кровать с воздушными подушками и большим одеялом.
«Спи. Просто спи. Сама знаешь – помочь тебе не кому, поэтому тебе нужны силы. Спи».
Так Лойс уговаривала себя до тех пор, пока не отключилась.
Утро наступило как обычно – быстро. Супруги Грант поднялись со своей чистой, мягкой постели с воздушными подушками и отправились умываться и завтракать.
– Как на счет омлета? – спросила Зори, завязывая пояс халата. – Или блинчики?
– Да все равно, – сухо ответил Эрик, в голове которого было меньше всего мыслей о завтраке.
– Может, посмотришь, как она там? – спросила Зори.
– Сама смотри, – бросил Эрик и отвернулся к окну.
– Хорошо, – сказала Зори. – Но потом никаких претензий и упреков, что я вдруг что-то не так сделала.
Зори убрала сковородку с плиты и направилась в подвал. Эрик не стал ее останавливать. Ему не хотелось идти самому, так как он чувствовал, что еще не готов вновь увидеть дочь, потому что вчера потратил на нее непозволительно много сил.
Читать дальше