Рейчел Кейн - Горький водопад

Обвинение попадает в цель, я это вижу: женщина смотрит на мужа, потом собирается с духом для следующей атаки:

– Хэнк просто иногда дерется, мальчишки есть мальчишки. А вот твой сын избил его огромным металлическим степлером!

– У моего сына синяки и кровоподтеки на лице! – отрезаю я. – И я совершенно уверена, что многие школьные работники смогут подробно рассказать в суде, кто именно создает проблемы в Нортонской старшей школе. Вы этого хотите?

Она не хочет. Она об этом не подумала. Она знает, что ее сын – хулиган и задира, она отлично знает, что ступает по тонкому льду. Я вижу, как это понимание отражается на ее тощем злом лице.

– Сука! – кричит она. – Ты называешь моего сына хулиганом, в то время как твой поганый ублюдок – сынок убийцы и насильника, который прикончил полдюжины женщин и содрал с них кожу! И тебе еще хватает наглости!.. Вот только выйди в коридор, и я тебе зад-то наде-ру! – Акцент ее становится настолько сильным, что последние слова трудно разобрать.

Я совершенно не намерена ввязываться в драку с этой женщиной. Обитатели Нортона и так достаточно плохого мнения на мой счет; позорная известность – это проклятье, особенно в такой глуши, как эта. Большинству местных жителей не по себе от моего присутствия. Я неудобна для них. Я отказываюсь считать себя виновной в том, что сделал мой муж. Женщины почему-то всегда оказываются виноваты в действиях мужчин, и сейчас это верно, как никогда ранее.

И уж тем более для меня неприемлемо, чтобы эта витающая в воздухе ярость обращалась на моих детей. Как бы мне ни хотелось стукнуть эту женщину – несколько раз, если получится, – я этого не делаю. Просто поворачиваюсь к ней спиной и снова присаживаюсь рядом с Коннором, который смотрит на меня в явном замешательстве. Он никогда еще не видел, чтобы я уклонялась от драки.

Возможно, ему нужно это увидеть.

– Всё в порядке, – говорю я ему и снова беру его за руку. – Не обращай внимания на этот шум.

– Это не просто шум, – возражает он. – Мам, мне очень жаль. Мне не следовало так его бить, но я не мог… мне казалось, что я тону. Я чувствовал, что должен вырваться оттуда, но я просто… не мог двигаться. – Делает глубокий вдох, и я слышу подавленный всхлип в глубине его гортани. Это больно ранит меня. – Я – не ты. И не Ланни. Я не могу быть настолько храбрым.

Женщина у двери продолжает изрыгать ругань, но я слышу резкий голос медсестры, которая велит ей успокоиться, иначе скандалистку выставят из больницы. Когда я оглядываюсь, чета Чартерхаусов уже скрывается из виду – но их по-прежнему слышно. Скандал удаляется по коридору, яростная брань перемежается с бесстрастно-ледяными предупреждениями медсестры.

Пару минут спустя медсестра заглядывает к нам в палату. Это пухлая афроамериканка с угловатыми чертами лица и короткой стрижкой. Она бросает на меня взгляд, словно ожидая неприятностей и от меня тоже. Я просто благодарю ее за заботу о моем сыне, и она расслабляется – но не улыбается.

– Врач просмотрел рентгеновский снимок, – говорит она. – Нос не сломан, просто сильно ушиблен. Сейчас, возможно, ушиб не болит, но скоро начнет, к тому же синяки будут впечатляющие. Таблетки от боли можно приобрести на сестринском посту. Коннор, прикладывай лед к лицу до самого вечера, столько, сколько сможешь. Так будет легче.

Я киваю. Коннор уже спускает ноги с кровати.

– Теперь я могу уйти? – спрашивает он. Медсестра качает головой.

– Нужно еще около часа, чтобы заполнить все бумаги, – объясняет она. – Я дам знать.

Она совершенно права. Уже почти половина пятого, когда мы получаем документы на выписку. Я расписываюсь в них вместо Коннора. После этого медсестра говорит:

– Вам нужно еще подписать чек в приемной.

Она имеет в виду оплату счета. Я киваю и благодарю небо за то, что у меня сейчас есть настоящая работа, с настоящей медицинской страховкой для меня и детей. Джи Би щедро платит мне за каждый час тех расследований, которые я провожу, поэтому сейчас мы куда менее стеснены в деньгах, чем прежде. Когда мы осели в Стиллхауз-Лейк, я потратила почти весь остаток своих денег на покупку и ремонт дома, а моя удаленная работа не всегда покрывала расходы, особенно с учетом того, что у меня двое детей. Сэм помогает оплачивать счета, но я не позволяю ему вносить больше, чем это необходимо. Я угрюмо вспоминаю, что мне придется оплатить счет за лечение как минимум еще одного мальчика. Так что в конечном итоге мы, наверное, все-таки окажемся в убытке.