Я глянул вперед, оценил дорожную обстановку, а затем снова вернулся взглядом к Мире. Задние стекла БМВ были глухо затонированы, но через передние стекла я увидел то, что с заднего сиденья протянулись чьи-то мужские руки и схватили Миру за шею. Я вскрикнул. Руки переместились на плечи, затем на грудь, и снова на шею. Они то ласково поглаживали «окровавленное» тело девушки, то мягко душили ее блестевшую шею. Мира подняла завязанные глаза вверх и начала судорожно открывать рот. Нетрудно было предположить, что она стонала.
Я все еще полз с ней параллельно, как вдруг перед нами возникли виновники затора – два аварийных автомобиля, занявшие оба наших с Мирой ряда. Один, вероятно, перестраивался, и неудачно подрезал другого. Я не успел среагировать, крутанул руль влево, но все же задел правым зеркалом стоящую Газель. Перед самым перестроением я успел заметить, что мужские руки засовывают в рот Миры клубнику с капелькой взбитых сливок на кончике ягодки. Зеркало, к счастью, не разбилось, а только сложилось.
Как только мы объехали зачинщиков пробки, дорога тут же стала свободной и БМВ рванул вперед. За восьмицилиндровым битурбированным монстром мне с моим двухлитровым двигателем и с задним приводом по мокрой от дождя дороге было не угнаться. Остальные друзья, ехавшие в пробке чуть впереди, также улетели вперед. Я хотел ползти положенные шестьдесят с допустимым превышением до восьмидесяти, но разве я мог отстать?
Гнать было неприятно: машина шлифовала задними колесами асфальт, я со страхом ввинчивался в пугливый трафик, бросаясь из полосы в полосу, пытаясь держать скорость от девяноста до ста тридцати. Я щурился, рыскал взглядом, пытаясь разглядеть намерения пешеходов, мелькавших среди огней вечернего города, дворники бесконечно терли мое лобовое стекло. Я вспотел и выключил музыку, которая, как мне казалось, чудовищно отвлекает меня.
Наконец, я увидел всю компанию на светофоре. К большому моему удивлению, они не проскочили на красный. Я затормозил и попытался всмотреться в БМВ Миры, но он стоял впереди, и я смог лицезреть только моих соседей: ухмыляющееся лицо Гошика за рулем Гелика слева и взъерошенную голову Свиря в Рендж Ровере Спорт справа.
Едва загорелся желтый, неугомонная молодежь рванула с места. Ауди с Ягуаром улетели, идя долго вровень, насколько я мог видеть. За ними, отставая каждую секунду на десятки метров, несся белоснежный БМВ. Рендж Ровер и Гелик следовали со значительным отрывом. Я плелся в хвосте, хотя и выжимал из Шевроле все соки. В этот момент мое безудержное, слепое обожание к Камаро пошатнулось. Я начал тихонько ругаться на нее.
– Отстаешь, Слава! – крикнул Гошик, подходя ко мне, когда мы, наконец, припарковались у шикарного ночного клуба.
– Да, гоночки от ментов тебе будут в напряг, – согласился Свирь.
Мира вылезла из БМВ, как ни в чем ни бывало, полностью одетая и с непроницаемым лицом. Роза улыбалась, глядя на подругу. Изислан закурил, широко расправив мощные плечи.
– Кто победил? – спросил я.
– Да мы не на победу, а эмоций ради, – ответил Изислан. – Ну вообще я, – скромно добавил он.
– Только потому, что я тебе дала перестроиться, а так бы ты влетел в мусоровоз на своей полосе.
– Не спорю, – примирительно сказал Изислан. – На двести двадцать влететь в мусоровоз… Прикиньте, погибнуть в мусоре? Если…
– Нафига это представлять? – громко перебил его Свирь. – Идемте внутрь.
Мы все подошли ко входу. Его плотно обступили три фейсконтрольщика, одетые в черные пиджаки.
– Ой, как вы не мерзнете, ребята? – удивленно пропела Роза и шагнула ко входной двери. Ей быстро глянули в сумочку и пропустили внутрь. То же самое произошло с Мирой.
Нам один из охранников входа произнес:
– С каждого по пятерке. Народу много, не всех пускаем.
– Это что, гендерное неравенство? – хмыкнул я.
– Не понял? – тупо переспросил фейсконтрольщик.
– Девушкам бесплатно, парням платно? – сухо уточнил я.
Гошик молча достал пятитысячную купюру. За ним последовал Свирь.
– Тогда это вымогательство! В Интернете написано, что вход бесплатный, – громко произнес я.
– Не нравится – уходи, – просто ответил охранник.
Изислан шепнул мне на ухо:
– Просто молча отдай и заходи.
– У меня нету, на карточке деньги.
Изислан достал две пятитысячные купюры и вручил стражам. Они важно их взяли и расступились.
– Нафига ты с ними споришь? – спросил меня Изислан, когда мы шли к гардеробу. Его тон был спокойный, рассудительный, настойчивый, напоминающий то ли детектива, то ли следователя.
Читать дальше