Александр Шульгинов - Блуждающий в себе

– Неужели до конца его мечта не осуществится? – спросил я дождь. – Пройдет десять, двадцать лет, а через пятьдесят всё в том же прискорбном, неудовлетворенном, обиженном ощущении бесконечной несправедливости в один день незаметно для всех этот бедняга отойдет в мир иной? – Дождь угрюмо промолчал и не ответил.

Аппетит у меня пропал. Я кинул роллы на заднее сиденье Камаро, завел двигатель и медленно отъехал с территории старого завода. Внутри меня снова всё заклокотало. От восторга. Машина ехала великолепно.

Через пятнадцать минут я добрался до Тихого моста и сразу увидел кучку дорогущих автомобилей. Я направился к ним – на площадку у основания моста. Едва я только приблизился к ним, они одновременно рванули с места и помчались от моста вглубь центра города.

Я крутанул руль и резко нажал на газ – Камаро с заносом развернулся. Я пустился в погоню.

Было восемь вечера, почти стемнело и движение в центре значительно уменьшилось. Дороги были полупустые. Тем не менее, трафик присутствовал и испуганно замирал, когда мы проносились мимо. На красный свет, звуковые сигналы, отпрыгивающих в ужасе и ругающихся вслед пешеходов мои новые друзья не обращали внимания. Мы летели через исторический центр к западной части города. Я не очень хорошо знал ту местность, однако, насколько помнил, СМИ часто освещали события, происходящие там – всегда что-то шумное и не всегда законное. Видимо, мои друзья часто там бывали, в отличие от меня, и, вероятно, не раз были зачинщиками беспредела. К моему счастью, ехали они все же не экстремально быстро – Камаро не заносило. Причиной был Гелик Гошика – неповоротливый «квадратный ящик», сбавляющий до нуля скорость в поворотах, поскольку все остальные автомобили могли ехать значительно проворнее.

Вывернув на очередную улочку на красный свет, я заметил полицейскую машину. Она поворачивала на мою улицу, и заметили полицейские, вероятно, только меня – последнего. Я тут же нажал тормоз в пол. На мокром асфальте Камаро чуть снесло вбок. Меня, разумеется, остановили.

– Почему проехали на красный свет? – спросил усатый полицейский, неторопливо полистав мои документы.

– Пусто, никого не было. Проскочил на мигающий желтый.

– Нет, там был красный. А это – запрещающий сигнал светофора, – объявил он мне.

– Ну, больше не буду, – скромно пожал плечами я.

– Садитесь в машину, составим протокол.

Через десять минут, получив квитанцию штрафа, я вернулся за руль. Набрал номер Свиря.

– Вы где там?

– Че, замели тебя?

– Откупился, – небрежно соврал я.

– Мы подъезжаем к ресторану «Ночной гость». Знаешь, где это?

– Знаю, – опять соврал я. – Еду.

Я набрал в навигаторе название заведения. Оно было в двух километрах от меня. Я полистал отзывы. В каждом мелькали слова: «Цены – космос», «Запредельно неподъемно», «Умопомрачительно дорого».

– Так-так. Ищем средний чек. Вот… три с половиной тысячи рублей. Чтобы вас… Ну почему так дорого?!

Я доехал до ресторана по правилам дорожного движения и припарковался рядом с пятью шикарными автомобилями.

– Надо бы их сфотографировать на всякий случай, – промелькнула у меня мысль, и я достал смартфон.

Перед тем как выйти из машины, я вспомнил об одном дельце и достал нож – тот самый, для масла, которым я хотел обороняться от Гошика и Свиря. Нагнулся вперед и начал яростно резать джинсы ниже колена. Поначалу не получалось, но успех не заставил себя долго ждать. Я порвал джинсы и почувствовал себя значительно увереннее. С небрежной легкостью вылез из тесного и низкого Камаро, прошел в заведение.

«Ночной гость» встретил полутьмой в холле. Охранник на входе напомнил мне полицейского – столь же важно и неторопливо он выполнял свою работу – по ощупыванию посетителя. А затем… неизвестные люди в костюмах официантов отобрали мой смартфон и медленно повели меня в полной темноте куда-то.

– У Вас что, электричество вырубили?

– Нет. У нас ресторан подразумевает прием пищи в темноте. Вы разве не в курсе?

– Нет. А что это значит?

– В прямом смысле, Вы садитесь за столик в кромешной темноте, наощупь выбираете блюдо и начинаете есть. Чрезвычайно сильно обостряются слух, обоняние, осязание.

– И я никого не вижу? – уточнил я.

– Даже себя не видите, – подтвердил официант.

Медленно и осторожно шагая, мы шли на шум голосов, мужских и женских. Ни единого лучика света не проникало сюда. Я силился что-то увидеть, но официант, словно прочитав мои мысли, произнес: