Паскаль Энгман - Огненная земля

Карлос поздоровался с Хуаном и сел на заднее сиденье.

– В Санта-Клару?

– Сначала хочу поговорить с Маркосом, его мобильный отключен. Он не в бункере?

– Я видел его машину. Он ехал в том направлении.

– Тогда и мы едем туда.

– Что с тобой?

Николас пошарил рукой по стене и включил свет в прихожей. За опухшим от ударов лицом сестры висела в рамке подписанная афиша с портретом Гунде Свана. На ней черным фломастером было написано: «Лучшей в мире Марии». Сестра с детства страстно увлекалась лыжными гонками. Николас осторожно убрал с ее лица спутанную прядь волос и прижал к себе. Она осталась неподвижной, с висящими вдоль тела руками. Он почувствовал, что она пытается что-то сказать.

– Я проголодалась и хотела купить еды. Они избили меня и отобрали все деньги.

Николас до зубовного скрежета сжал челюсти.

– Когда?

– Я не помню. Несколько дней назад.

– Ты что-нибудь ела?

Она покачала головой. Не имело смысла мучить ее вопросами или читать наставления. Когда захочет, тогда все и расскажет. Ему было больно думать, что ей пришлось пережить, пока его не было рядом. Мария была одинока и беззащитна. Николас проходил службу в войсках особого назначения, в Группе особого назначения, ГОН, самой секретной и самой подготовленной воинской части в шведских вооруженных силах. Несмотря на миллионы, потраченные государством на обучение Николаса работе под водой, прыжкам с парашютом и рукопашному бою, после увольнения он уже девять месяцев мыл посуду в ресторане «Бенисио», в Стокгольме, и скучал по армейской службе и боевым товарищам, хотя поначалу и не думал становиться солдатом.

Его отец, Эдуардо Паредес, эмигрировал из Чили после военного переворота в 1973 году. Ненависть и недоверие к армии и военным осталась в нем на всю жизнь. Когда Николас, проходя подготовку к службе в подразделениях спецназа, сообщил отцу, что собирается посвятить всю жизнь службе в армии, то отец был так удручен, что вернулся в Чили. Это было десять лет тому назад, и с тех пор они не общались.

Обнимая Марию, Николас оглядел комнату. По линолеумному полу были разбросаны одежда, газеты и бутылки.

– Почему ты не хочешь переехать жить ко мне? – прошептал он. – У меня тебе будет хорошо. Я буду каждый день покупать тебе пиццу.

Мария высвободилась из его объятий.

– Потому что тебе пора подумать о себе. Я знаю, что ты любишь меня, но тебе скоро тридцать лет. Не забывай, что это я – твоя старшая сестра. К тому же есть пиццу каждый день – вредно.

Николас достал пакет с гамбургером, который купил для Марии, и проводил ее в гостиную. Поставил пакет с едой перед ней, нашел пустой пакет в кухне под раковиной, чтобы собрать в него весь мусор. Мария ела и следила за тем, что он делает.

– Знаешь, когда я поняла, что уже не старшая сестра? Не знаешь? Помнишь, как мальчишки из моего класса заперли меня в туалете, а ты вступился, и тебя побили. Они ведь были старше и сильнее.

– Но…

– Подожди, не тогда. Когда ты пришел домой окровавленный и весь в синяках, отец был в ярости и спросил тебя, что случилось. Ты сказал, что подрался, но не сказал почему. Придумал какую-то историю, что поссорился с ребятами во дворе школы. Ты понимал, что мне было бы стыдно перед мамой и отцом признаваться в случившемся.

Николас завязал мусорный пакет.

– А ты поняла, что я соврал ради тебя?

– Конечно.

– Никогда бы не подумал.

– Я и тебя стыдилась. Тебе было семь лет, ты был моим младшим братом и вступился за меня.

Николас наклонился, поднял банку из-под кока-колы и положил ее в пакет. Мария ела картошку фри. Николас вошел в спальню и поменял постельное белье. Случалось, что в детстве он стеснялся своей старшей сестры. Нет, не тогда, не в первом классе. А когда стал старше. Бывало, он делал крюк, чтобы не видеть, как она плетется по школьному коридору, а ребята вокруг кричат, строят рожи, передразнивают, толкают и бьют ее. Николас понимал, что если бы он видел все это, то пришлось бы вмешаться. Он не смог бы молча наблюдать, как издеваются над сестрой. Кем бы ее мучители ни были. А когда он возвращался домой в окровавленной, рваной одежде, то получал взбучку. Отец называл его бандитом и угрожал отправить в исправительную колонию. «Мало того что я и мать должны все время переживать за твою сестру, так еще и ты ведешь себя как маленький бандит», – кричал он по-испански в ярости и колотил по всему, что попадалось под руку. Детские воспоминания сохранили приступы слепой, безудержной ярости отца. Николас замечал в себе такую же склонность к эмоциональным срывам, но служба в ГОН научила его контролировать себя.