Максим Шанин - Урочище

Как бы это драматично не выглядело, Лена сразу же привыкла к этой трости и отметила, что ей довольно комфортно и легко, на сколько это возможно в ее ситуации, перемещаться опираясь на эту «палку».

Добравшись до кухни, девушка в очередной раз удивилась убранству дома. Все на кухне было как на картинке из учебников по истории, за исключением нескольких предметов. Лена почувствовала себя словно в музее. Вся посуда и мебель были не то XIX-го, не то начала XX-го века, ну максимум середины прошлого, очень эпичная кухня! За исключением холодильника и электрической плиты, на которой стоял большой эмалированный желтый таз.

Молодая мама осторожно сунула пальчик в таз, вода была теплая, как раз подходящей, для купания малыша, температуры. Девушка развернулась, дошла до комода, нашла в нижнем ящике белоснежную пеленку и полотенце, набросила их себе на шею и пошла за сыном.

Прижав мальчика правой рукой Елена вернулась на кухню, отставила в сторонку резную трость, развернула пеленку и отложила ее в сторону. Облокотившись левой стороной бедра об электроплиту, девушка, ловко переворачивая сына, быстро вымыла его, вытерла полотенцем и поспешила к кровати. Положив Сергея Сергеевича на кроватку, довольная своей работой мама, вернулась на кухню и застирала грязную пеленку, которую повесила тут же, на растянутых над головой веревках.

Не зная, куда вылить грязную воду из таза, девушка решила вернуться в спальню. Этот вопрос она оставит на потом, сейчас ей хотелось отдать все свое внимание сыну. Лена не стала пеленать ребенка позволяя ему «подышать» всем телом, почувствовать свободу, подвигать ножками и ручками. Мама нежно обнимала своего сыночка, целовала его и гладила до тех пор, пока они вместе не уснули.

Громкая брань и грохот посуды на кухне разбудили Елену. Она не слышала всех слов в точности но отчетливо уловила суть. Петр Кузьмич упрекал жену за тазик с «говном» на плите, и «зассанки» над столом, видимо имея ввиду повешенную Леной пеленку.

– Да иди ты, старый хрен! – громко отбивала словесную атаку Зинаида, – на своей кухне я сама разберусь, что к чему, иди лучше в сарае дверь почини, петля слетела, а тебе хоть бы хны!

– Хны, да не хны! – возразил утихая старик, – завтра и починю, темно уже, чего я там увижу то!

– Ладно, мой руки, садись, ужинать будем, – прошипела старуха и зашаркала в сторону спальни, – деточка, вставай, ужинать будем. Тебя кстати звать-то как?

– Елена, – протирая глаза ответила девушка.

– Давай, Лена, вставай, умойся, да за стол садись, пора поесть нормально.

Молодая мама повернулась к спящему сыну, убедилась, что с ним все в порядке, взяла трость, встала и пошла на кухню..

Яркий свет кухонной лампочки, застигший девушку врасплох, заставил ее прищуриться и прикрыть глаза, отчего молодая мама потеряла ориентацию и чуть не грохнулась, но успела ухватиться правой рукой за косяк и удержалась на ноге.

– О, неплохо получается! – крякнул с усмешкой Кузьмич, – ты бы с посудой так ловко обращалась, цены бы тебе не было!

– Умолкни Петя! – урезонила его бабуся, – себе сначала ногу отрежь, а потом ехидничай!

– Садись деточка! – мягким голосом сказала старушка не оборачиваясь, – а ты, Петр Кузьмич, лучше молитовку произнеси трапезную.

Лена села, оглядела стол. Ужин был хоть и скромный, но выглядел довольно аппетитно! Вареная картошка, исходила паром на большой глубокой тарелке, рядом стояла тарелка с салом, вернее с мясом, в котором белыми полосками блестели прожилки сала, тут же тарелка с маринованными огурцами, квашенной капустой с ягодами брусники, пышным деревенским хлебом, разломанным на большие куски, бутылкой самогона с какой-то газетной пробкой, да запотевшая банка рубинового морса, с которой кое-где стекали капли воды.

– Славим тебя Мать-кормилица! – начал возбужденно произносить странную речь Старик, – живе мы с тобой в гармонии Земля-матушка, Дай нам здоровья да плодородия, да отведи от нас чужаков. Мы, дети твои, живем тобою, дни не считаем, по сезонам живем, так повелось, так тому и быть! – Торжественно произнес старик, разливая самогон в три маленькие хрустальные рюмочки с позолоченным ободком, стоящие на тоненькой ножке у каждой из трех тарелок.

– Так тому и быть! – торжественно повторила бабка, поднимая над головой рюмку.

– А ты, что же, не берешь рюмашку? – удивился Кузьмич.

– Да я как-то, не хочу, – промямлила Елена, странная молитва очень напугала ее, возникло ощущение, что она в доме каких-то сектантов-староверов.