Алексей Сидоров - Мертвограм

Света закрыла дверь на кухню, хотя я даже раздеться не успел. Покорно сел на стул.

– Слушай, эта… ну, эта врачиха… она ведь убежала не просто так..

– В смысле «не просто так»? – не понял я. – Что еще случилось?

– Кристина! – сказала Света. В уголках глаз блеснули слезы. Хотел подняться и приобнять жену, успокоить, но та жестом показала, что не стоит.

– Стой, послушай! Я хочу, чтобы ты послушал меня внимательно. Внимательно, потому что мне страшно. Очень страшно! С нашей Кристинкой что-то происходит… что-то странное. Не могу это понять… Она у нас не просто болеет…

– Ты о чем вообще? – у меня и так была каша в голове, а жена добавляла новых загадок. Внезапно стало страшно – и за нее, и за Кристину. За всех нас.

– Это не просто коклюш.

– Погоди, врачиха тебе не сказала диагноз?

– Она?! Нет, она вообще только дергалась и молчала. Я же тебе говорила, что она страдает тремором. Ее всю трясет, из-за этого сильно комплексует. Даже когда она слушала Кристинку, я держала ребенка, потому что ее руки ходили ходуном… туда-сюда, представляешь?

– И как ее пустили вообще на работу? Надо сходить… – начал было я возмущаться, собираясь сказать, что намерен дойти до руководства поликлиники. Хотя на самом деле скандалить я не любил.

– Да не в этом дело! – резко повысила голос Светлана. – Ты не понимаешь! Это не болезнь. Не болезнь!

Жена заплакала, осев на свободный стул.

– «Не болезнь», а что тогда?

В глазах Светы читался не просто страх, а безмерный ужас.

– Погоди… – до меня начало доходить, – она что-то сказала той врачихе? Наша Кристинка что-то ей сказала?

– Не просто… не просто сказала. Она пролаяла.

– «Пролаяла»?! Что?

Внутри все похолодело. Я уже был мысленно готов к возможному ответу, но все равно испугался, когда жена произнесла.

– О том, что врачиха умрет. Сегодня! – сказала Надя и, не выдержав, разрыдалась.

***

Зашел в залу, намереваясь поговорить с дочкой. Спросить о том, что Кристина такое сказала врачихе, что та выбежала от нас вся в слезах.

«…и похожей на бомжа», – добавил я мысленно.

Но Кристина спала. В зала темно, потому что мы вычитали, что при коклюше дети реагируют на внешние раздражители – например, резкие звуки или слишком яркий свет. А, учитывая, что дочка за ночь намучилась с приступами кашля, то сейчас ей требовался отдых. И плевать на то, что она сказала врачу. И сказала ли вообще?!

Сейчас, когда смотрел на спящую на диване Кристинку, уже сомневался в том, что это все не привиделось… что, врачихе и жене одновременно?! Разве такое возможно?

Дочка постанывал во сне, глаза под веками бегали из стороны в сторону. Но при этом лицо такое безмятежное и спокойное. «Словно уже отмучилась, а душа покинула тело» – добавило подсознание, но я сразу задушил столь чудовищное предположение.

«Бред! Не может этого быть! Не может – девочка дышит!»

Грудная клетка вздумается и опадает.

Вздымается и опадает.

Вверх-вниз.

Кристина дышала нервно, не так, как обычно, до болезни. Вдохи-выходы резкие, с присвистом. Но в принципе я понимал, что передо мной обычный ребенок, заразившейся обычной детской болячкой.

Ничего сверхъестественного!

«Заболела, потому что вы не делали ей прививки», – наверняка сделаю вывод врачи на приеме. Надя сказала, что врачиха, приходившая на дом, заявила, что в пятницу надо явиться на осмотр. Даже не сомневался, что медики попытаются обвинить нас в нынешнем состоянии ребенка. Что специально не ставили ребенку прививки, поэтому Кристина и заболела. Ай-ай, нерадивые родители! И все такое. И плевать, что вакцина сама по себе опаснее, чем болезнь, к которой требовалось получить иммунитет. Пройти через болезнь, чтобы…

Чтобы – что? Приспособиться к жизни?!

Мы, собственно, и перестали делать ребенку прививки после того, как вакцина АКДС дала осложнение в роддоме. Тогда ребенок пожелтел, печень не справлялась с обилием химии, которую в нее вкачали. Процедуры, типа лежания под лампой, и лекарств, большинство из которых тоже давали нагрузку на печень, не помогали. Еле откачали нашу Кристину, а еще «заработали» гемангиому, которую пришлось сводить при помощи лазера.

Поэтому решили: все, хватит! Не стоит больше кормить фармкомпании за счет здоровья ребенка.

И вот сейчас, глядя на Кристину, я уже не знал, а правильно ли мы тогда поступили?! Да, можно сколько угодно доказывать врачам позицию. Но, прежде всего, ее требовалось доказать самому себе. А это – сильнейший из страхов для любого родителя: а не ошибся ли я, не подвергнул ли дочь еще большей опасности, приняв такое решение?!